Идентичность: юность и кризис

Исторический смысл подобных симптомов обнаруживается путем анализа сопротивления, оказываемого врачу пациентом. Пациентка, которая в своих сознательных и "позитивных" мыслях всегда проводила параллель между сложением отца и "нордической" статью высокого врача, к своему ужасу, во сне видела врача в облике маленького, грязного, скрюченного еврея. Этим образом человека низшей расы, лишенного мужественности, она, очевидно, отказывала врачу в праве проникнуть в тайну ее болезни. Но этот же образ раскрыл опасность, которую представляло для ее хрупкой "эго-идентичности" сочетание двух несовместимых исторических прототипов: идеального (не-

66

мец, высокий, фаллический) и дурного (еврей, маленький, кастрат). В результате "эго-идентичность" пациентки попыталась устранить эту опасную альтернативу и сублимировать ее в роли очень современной танцовщицы с очень прямой осанкой - находчивое решение, в котором, однако, было слишком много от эксгибиционистского протеста против ущербности ее женского тела. Мужской эксгибиционизм отца, так же как и его немецкие предрассудки, был внушен пациентке через детские впечатления, которые сохранились в ее подсознании, приведя к серьезным нарушениям.

Этот анализ позволяет, по-моему, сделать следующее обобщение: (существующий в подсознании негативный образ, на который "эго" больше всего боится походить, часто включает в себя представление об оскверненном, кастрированном теле, об этническом изгое, об эксплуатируемом меньшинстве?) Проявляясь в большом разнообразии синдромов, такие ассоциации тем не менее универсальны для мужчин и женщин, представителей как большинства, так и различных меньшинств, для всех классов данного национального или культурного сообщества. Ведь?"эго" в попытках синтеза старается свести наиболее сильные образцы добра и зла/(так сказать, финалистов), а вместе с ними и всю систему представлений о высшем и низшем, хорошем и плохом, мужественности и женственности, свободе и рабстве, силе и бессилии, красоте и уродстве, черном и белом, большом и маленьком [к одной простой альтернативе, чтобы вместо бесчисленных мелких стычек вести одну битву, выработав общую стратегиюТ) В связи с этим скрытое представление о более однородном, чем на самом деле, прошлом оказывает реакционное воздействие на пациента в форме различных способов сопротивления врачу. Это воздействие надо изучать, чтобы понять происхождение альтернативы, в поисках которой находится "эго" пациента.

Можно добавить, что бессознательная ассоциация национальных прототипов с этическими и сексуальными неизбежна при формировании любой группы. Посредством ее изучения психоанализ совершенствует свой метод лечения и в то же самое время способствует постижению бессознательных факторов образования групповых предрассудков. Но, описывая идеальные и плохие прототипы на-

67

ших пациентов, мы вплотную сталкиваемся и с клиническими данными, на которых Юнг основывал свою теорию врожденных прототипов ("архетипов"1").

Противоречивая теория Юнга напоминает, помимо прочего, и о том основополагающем факте, что концептуальные противоречия могут пролить свет на проблемы идентичности самого наблюдателя, особенно на начальных стадиях наблюдения. Видимо, Юнг мог найти себя в психоанализе лишь путем противопоставления религиозного и мистического пространства-времени своих предков тому, что ему виделось в еврейском происхождении Фрейда. Поэтому его научный бунт привел и к некоторой идеологической регрессии и в конце концов к (слабо отрицаемым им) реакционным политическим действиям. Этому явлению соответствовала реакция на его открытия психоаналитиков. Как будто боясь подвергнуть опасности групповую идентичность, основанную на идентификации с величием Фрейда, психоаналитики проигнорировали не только крайности теории Юнга, но и универсальные явления, действительно им открытые.

Во всяком случае, такие понятия, как анима и анимус, то есть образы, представляющие женственную "сторону" мужчины и мужественную - женщины, узнаваемы в карикатурных образах мужественности и женственности моей пациентки, а также в некоторых более обычных ее представлениях. Синтезирующая функция "эго" постоянно сводит фрагменты и разоренные части всех детских идентификаций ко все более ограниченному набору образов и персонифицированных гештальтов+. Для этого оно использует не только исторические прототипы, но и механизмы конденсации и зрительной репрезентации, действующие при формировании коллективных представлений. В персоне Юнга слабое "эго", видимо, уничтожается под влиянием неотразимого социального прототипа. Образуется ложная "эго-идентичность", которая не синтезирует, а скорее подавляет тот опыт и те функции, которые представляют опасность для "вывески". Например, господствующий прототип "мужественности" заставляет мужчин исключить из "эго-идентичности" все характерное для слабого пола или кастратов. В результате восприимчивость и материнские склонности оказываются у мужчин в значительной степени скрытыми, неразвитыми, они задавле-

68