Идентификация лукраедки

А я как-то даже не врубился, от чего это я могу отказаться – ушами прохлопал и начало Святодуховской речи, и чуть ли не весь обличительный Отцовский спич. Ну да ладно: это всё пока сотрясение воздуха. Вот кто из них в натуре напужает меня шибче всех, тот и станет моим избранником.

Цифровая демократия с высоты полёта на швабре

Активность моих новых поклонников не остаётся незамеченной моими старыми верными лукраедками.

«У нас на одного рабочего по два особиста приходится», – злобным голосом патентованного антисоветчика произносит Лукраедка Второй. От нечего делать он троллит Лукраедку Первого, симпатии и антипатии которого всем нам хорошо известны.

Дверь палаты в этот вечер оставлена приоткрытой – может, и не случайно.

«Мощно!» – восхищается Лукраедка Двухсполовинный (он у кого-то подцепил это мощное словцо и теперь вставляет его чуть ли не в каждую фразу).

Лукраедка Двухсполовинный появился в наших жизнях недавно, но уже сумел привнести в них давно ими заслуженные мультикультурное разнообразие и многовекторность.

Первый Из Лукраедок пару мгновений размышляет, как лучше парировать предательский выпад. Не все лукраедки и не всегда любят друг друга – вот ведь открытие!

«Вы, походу, сами этих рабочих считали или пользуетесь какими-то закрытыми данными?» – наконец находится он.

А я бы ответил ещё язвительней, ещё остроумней!

Начинается вселукраедочья свара, и на какое-то время тюремщики мои обо мне забывают. Я не без грусти помалкиваю. Я понимаю, что мною их интересы отнюдь не исчерпываются. Этим ненасытным созданиям жизнь интересна в любых – даже самых непримечательных её проявлениях, а особенно же тех, что связаны с возможностью поживиться, вот только сил на всё интересное не хватает: обтрясать – это ведь тоже работа.

Вдруг они дружно замолкают и вперяются в телеэкран. И это неудивительно: оттуда к ним обращается сам Главный Лукраедка! О, как же он сладко поёт – да это артист калибра Нерона! Его пение завораживает рядовых лукраедок, оно переносит их в горние выси цифровой лукракратии – в лукраедочий рай.

А как там, интересно, поживает преемник Вождя – и он же мой крестник по совместительству, – которого являют обычно уже подогретой публике почти сразу за его паханом? Не арестован пока, не скончался от инфаркта-инсульта-солнечного удара? Увы нет, продолжает преспокойненько выдавать в эфир такую же тягучую мыслежвачку, как и год-два-три-пять-лет-назад. Ну да ладно, мы подождём, у нас терпелка из оцинкованной стали.

Едва ночь накрывает палату, я слышу вкрадчивый шёпот:

«Прокуроры пытались тебя подцепить, но мы отцепили. Сами стишки невинные, мы-то с тобой знаем, что это лирика, но они к лирике непривычные. Ты – может, хочешь чего? Говори, не стесняйся».

Он был такой свой! Плоть от плоти Её. Это он меня от прокуроров прикрыл, а не тот, Янсенёвский. Меня Эта лукраедка прикрыла, а не та и не та, и даже не та, которую вовсе не видно, но это не значит, что ей ничего не слышно!

– Вы сражались как львы с шайкой гиен за тушу едва издохшего буйвола?! Вы бились за правое дело, и победа, по справедливости, должна быть за вами. Да, хочу чего, да, не стесняюсь. Я не стесняюсь хотеть бумагу. И карандаш поточенный, с файликом, чтобы бумаги складывать. Ну или штырь какой, чтоб их накалывать одну за другой.

Любовь, бумага, файлик, карандаш и свобода – а больше мне ничего и не нужно, правда! Но с любовью всё просто: она у меня уже есть – это она навещает меня почти каждую ночь, а иногда и днём забегает. Карандаш и бумага вспоминают обо мне значительно реже. Свобода же не посещала меня уже очень и очень давно.

А под утро меня будит до боли знакомый голос; похоже, я проспал самое интересное.

«Ну чего ты снова в залупу лезешь? Ты знаешь, что случается, когда журло13 вдруг натыкается на палку от швабры? По глазам вижу, что знаешь, ведь ты у нас тоже типа того, поэт. А вообще, щелкопёр, вафлить бы тебе на зоне сейчас – по-стахановски, по двадцать часов кряду – или в дурке ума набираться, или шпалы в ФБУЛаге за Полярным Кругом укладывать, кабы не мы, твои ангелы-охранители. Тебе б там показали бумагу и карандаш, тебя б прессовали пока не сдох или не стал бы совсем как шёлковый».

Как же они однообразны в своих аргументах! Однако, бумагу с карандашом и файликом мне всё-таки выделили.

Пусть последний смеётся громче и звонче всех

Последним в очереди – но, может, поэтому – первым в моём сердце – всё-таки оказался дисконт. Который умеет, оказывается, добиться своего лаской.

«Ну как, вы подумали над нашим предложением?»

– Подобные предложения получаешь не чаще одного раза за целую жизнь, поэтому мысли о нём греют меня сейчас и, уверен, будут согревать мою отныне уже не столь одинокую старость! Но у меня есть одно требование, и это именно требование: кончайте приковывать меня за ногу. Попробуйте-ка сами пожить…

«Не вопрос. Итак, вы согласны?»

– Да конечно же да! Что от меня-то требуется?

«Подписать заявление. На перевод».