Идентификация лукраедки

– Вот бы на все мои вопросы и предложения ты всегда отвечала «да»!

«Ты удивлён?»

Волосы твои уложены как-то по-новому, непривычно: это призвано символизировать разрыв с опостылевшим прошлым – в моём обрыдлом лице? А ведь когда-то я мог ласкать их практически безнаказанно – и правом этим, разумеется, пренебрегал.

– Твоему приходу? Пожалуй. Я приучен, и никем иным, как твоей поздней версией – твоим предпоследним апдейтом, – ничего нерационального, ничего не вызванного насущной необходимостью от тебя не ждать.

«Может, ты меня всё-таки недостаточно хорошо изучил?»

– Я готов хоть сейчас сдать экзамен на знание твоих недостатков и зачёт по твоим достоинствам. Примешь? Не примешь? Ну и не надо, я их сам у кого хочешь приму. И с этими глубинными знаниями нынешнюю перемену в тебе я могу отнести только на счёт благотворного влияния на тебя твоего благоверного.

Она как-то прям заскучала вдруг. При упоминании благоверного-то. Ну что, будем прощаться навек? Или что-нибудь спросим из вежливости?

«А что с адвокатом? Вы с ним какие-нибудь прошения, ходатайства подавали? Ведь суда же ещё так и не было?»

– Адвокат был деятелен, очень энергичен и уверен в себе, но оказался почти бесполезным в условиях, когда всё было предрешено в донельзя серьёзных инстанциях. Это как пытаться аспирином чуму лечить. Хотя его главный совет – косить под психа – нельзя не признать дельным, однако, у меня и без того это обычно получалось неплохо. Тебе бы он понравился как мужчина. Ты бы на него запала – ведь он покруче твоего Замухрышкина будет! Надо организовать вашу встречу, выступить в роли, так сказать, сводника. А впрочем, не буду, не проси – ведь ты на него сразу набросишься, затискаешь, зацелуешь – и мне даже спасибо не скажешь! Ну что ты на меня так смотришь? Хочешь стукнуть – стукни – так, чтоб мне больше неповадно было! Хочешь поцеловать – поцелуй, я не такой недотрога, как ты в твои лучшие годы. Хочешь уйти – не надо, не уходи, я ещё столько могу всего напридумывать!

«Скажи лучше, чем ты здесь ещё занимаешься? Когда не предсказываешь».

А ты повзрослела. Ты научилась проявлять интерес к собеседнику, пусть и такой протокольный.

– Лежу вот или сижу, скалюсь, когда просят по-хорошему или требуют по-плохому, и пишу, когда выделяют карандаш и бумажку.

Ну, спроси же, что я пишу.

«Говорят, у тебя был в прошлом веке предшественник, какой-то никарагуанский поэт».

Ты выговорила слово «никарагуанский» так, как будто делаешь это по сто раз на дню.

– Да, его тоже приковывали к оконной решётке, но он был поэт, а я – лоботряс, который никогда ничего возвышенного толком и не умел. Вот разве что научился читать по складам да мозги компостировать лжепредсказаниями всяким там лу… – ты и слова-то такого не знаешь. Зато он – Альфонсо Кортес14 – был почти всегда не в себе, а я-то ещё как в себе – и тоже почти всегда.

И уже почти в тебе – пока только мысленно.

«Ясно».

– А чем ты занимаешься? Штопаешь Форнарину носки? Отвариваешь макароны с сосисками? Радуешь после работы нежным воркованием, глажеными кальсонами и поцелуем в маковку/лысинку?

«И это тоже».

Ну и на что ты растрачиваешь себя?! Вот так, потихоньку, в этом мороке, в этой трясине, и выходит из тебя жизнь – пузырьками болотного газа. Когда подойдёт твоя очередь представать перед Вседержителем, что пролепечешь ты ему в своё оправдание? «За мной не занимайте, я здесь надолго, мне есть, чем отчитаться?» Отнюдь, в твою защиту может быть предъявлено лишь несколько по-настоящему ярких лет – тех, разумеется, когда ты была со мной. И вот тебе мой совет: принимайся, пока не поздно, за мемуары об этой золотой поре, а пиши по принципу: один час жизни со мной – одна страница. Издашь, поднимешь бабла, утрёшь нос своему Замухрышкину, сломаешь гендерный стереотип, и теперь уже этот анти-я будет штопать тебе колготки, жарить яичницу и целовать в маковку/лысинку.

– А в остальное время? Разучиваешь мои катрены? Перемеряешь свою осиную талию? Готовишь речь на случай присвоения тебе титула «Мисс Вселенная»? Нет, сорри, уже «Миссис Вселенная».

О детях не спрашиваю, знаю, что было вам не до них, руки пока не дошли. Надо будет предложить посильную помощь: сама мысль о тои, что род Замухрышкиных может вот так, в суете, прерваться, для меня – вашего поклонника – нестерпима.

«И это тоже. Ты и впрямь провидец».

Ты разговорчива, однако. Ну да, не поболтать же ты сюда заявилась. Всё, тебе пора, у тебя очень много дел, и все они очень важные. Ты – практичный, рациональный человек, ты получила от меня всё, что хотела, и даже отблагодарила повторным визитом. Значит, я больше не увижу тебя. Пока тебе снова не будет что-нибудь нужно.

Меж коленей твоих затеряться что ль

Но она медлит, она не уверена, что ей пора уходить: она ведь так долго сюда ехала! А мне терять нечего.

– Я хочу потрогать твою коленку. И вторую тоже. А они не изменились.

«А с чего им меняться?»

– Они запросто могли деформироваться без моих спасительных прикосновений.