Идеологическая диверсия. Америке нужен мир! Желательно, весь

В 50-е годы такого рода тайные операции воспринимались как большая победа демократических стран над экспансионистскими устремлениями Советского Союза. В то время общественность и Конгресс полностью одобряли использование ЦРУ тайных методов в ходе противоборства с Москвой, прибегавшей к методам того же рода. Трагедия состояла в другом: понятие о том, что такое ЦРУ, подверглось серьезному искажению в результате мнения, сложившегося о нем после ирано-гватемальских «шалостей». Рожденное ими романтизированное представление о роли и возможностях ЦРУ обернулось для него бедой.

Снова в Вашингтоне

В конце 1953 года, после двух лет отсутствия, я вернулся в Вашингтон, передав мой лондонский пост, которого домогались многие, одному из своих коллег. К тому времени Билл Лангер уже покинул ЦРУ и вернулся в Гарвард, а директором УНО, к которому я был по-прежнему приписан, стал Шерман Кент.

Мне хотелось бы работать непосредственно с заместителем директора по разведке Бобом Эмори, но он уже назначил своим специальным помощником Уильяма Банди — способного сотрудника УНО, зятя трумэновского госсекретаря Дина Ачесона. В середине 1953 года Банди стал мишенью яростных атак со стороны мастера антикоммунистической демагогии сенатора Маккартура, обвинившего его в финансовой помощи Элджеру Хиссу в связи с судебными издержками последнего. Даллес и Эмори сумели отстоять Банда, который позже стал выдающимся общественно-политическим деятелем и занимал посты помощника министра обороны и помощника государственного секретаря.

Поскольку я не хотел вновь взваливать на себя бремя административных хлопот при штабе оценок и, конечно, не стремился добиваться перевода Банди из офиса Боба Эмори, я попросил, чтобы меня назначили ответственным за советский отдел в штабе оценок. Мою просьбу удовлетворили.

В Лондоне мне приходилось изучать множество документов о Советском Союзе, составленных британскими аналитиками, так что у меня сложилось свое мнение о советской ситуации, и я вознамерился пересмотреть и обновить основные представления Управления национальных оценок разведывательных данных (НОРД) о возможностях и намерениях Москвы. Я был абсолютно убежден в том, что эта проблема — ключевая для нашей национальной политики и что решающее слово в вопросе о советской военной мощи должно принадлежать Управлению национальных оценок, причем так, чтобы его точку зрения американские военные ведомства не могли игнорировать.

Помнится, в первом исследовании (в рамках НОРДа) советской ситуации, над которым я работал в 1950 году, было всего 25 страниц, и оно не столько представляло факты, сколько оперировало широкими обобщениями. Теперь я делал упор на то, чтобы выводы исследовательских работ опирались на весомые факты и цифры.

Я следовал этой методике во всех работах — касались ли они советской политической структуры, экономики или вооруженных сил и военной стратегии. Объем таких исследований. насколько я помню, обычно достигал 75-100 страниц, что в те дни казалось чудовищным, однако прижилось и стало нормой, принятой и поныне. Прочие материалы НОРДа, как правило, оставались непрочитанными, но аналитические работы о Советском Союзе — другое дело: с ними знакомилось правительство, и большая часть их принималась президентом и Советом национальной безопасности в качестве базы, на основе которой строилась политика. Такова по крайней мере была ситуация в 50-60-е годы, в ходе которых моя методология исследований стала применяться все интенсивнее, и объем работ о Советском Союзе начал достигать аж 300–400 страниц — что было, по-моему, немножко чересчур. Но даже и столь многостраничные исследования оставались вполне авторитетным источником сведений о СССР, который разведывательные агентства военных ведомств игнорировать не могли.

Мне повезло со штатом сотрудников — он был невелик, зато укомплектован выдающимися специалистами по советским проблемам, появившимися в УНО, пока я работал в Лондоне. Они добывали нужные мне материалы в Госдепартаменте, в министерстве обороны и из различного рода открытых публикаций. Штаб оценок был организован по географическому принципу, и к тому времени, когда я вернулся в УНО, там работали три-четыре серьезных специалиста по советским делам под руководством блестящего советолога Джона Хьюзенги, который в 70-х годах стал четвертым и последним директором УНО.

Я твердо убежден в справедливости мнения Людвелла Монтэгю — Битла Смита, что трудное дело анализа с использованием всех доступных источников информации должно возлагаться на малую группу толковых специалистов, беспристрастных в своих суждениях и заинтересованных лишь в одном — в установлении истины, насколько это вообще в человеческих силах. Мне представляется, что УНО во время моего последнего года работы там (1954) было недвусмысленно и безоглядно занято именно процессом поиска правдивой информации, и успехи его являются образцом того, чего можно достичь в этой области.

Выработка национальных оценок