Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.)

Новое собрание состоялось 18 марта и было посвящено обсуждению доклада «Об одной антипатриотической группе историков». Под группой подразумевался И. И. Минц и близкие к нему ученые. Вновь заседание открыл С. Л. Утченко. Он указал, что деятельность Минца и его «группы» нанесла сильный урон науке, а характерными чертами стиля их работы являлось «безделье, переходящее в саботаж, зажим критики и самокритики, насаждение семейственности и групповщины»[1042] [1043]. «Группа Минца» монополизировала изучение истории советского общества. «Несомненно, что академик Минц проводил совершенно определенную политику и в вопросе подбора кадров, и академик Минц у нас в институте всегда стремился окружить себя определенными людьми, специально им подобранными…» 555, — утверждал Утченко.

Под давлением Минца и при поддержке Городецкого в Институт истории были приняты слабые работники. Утченко назвал их имена: Анпилогов, Шелюбский, Лихтер. Из сотрудников, близких к Минцу, были уволены: Разгон, Белкин, Анпилогов, Лихтер, Гуревич, Петропавловская, Волков, Марехина. Утченко не уточнил в связи с чем и когда они были уволены. По его уверению: «Отчисление, проведенное в свое время дирекцией института, за исключением, может быть, отдельных случаев, в целом было правильно и… оно сейчас несколько разрядило атмосферу в институте»[1044].

Е. А. Луцкий покаялся, что, будучи в 1947–1948 гг. заместителем Минца в секторе, не вел в должной мере борьбы с группой Минца. Затем он рассказал о положении дел в секторе советской истории. По его словам, после слияния сектора с Комиссией по истории Великой Отечественной войны из бывших сотрудников Комиссии образовалась сплоченная группа, лидером которой стал Шелюбский. Бороться с ней было трудно, поскольку входившие в нее сотрудники, если были чем-то недовольны, начинали жаловаться на гонения против коммунистов[1045].

Чаадаева рассказала собранию об Анпилогове. Она утверждала, что тот только формально числился в секторе. На самом деле его должность и деньги, которые он получал, были компенсацией от Минца за то, что Анпилогов делал всю работу за академика на кафедре в МГУ[1046].

Полевой заявил, что Луцкий является «одним из самых ярых поклонников Минца»[1047], а «Разгон совершенно обожрался, растолстел, опустился, разложился»[1048]. Выступавший обратил внимание присутствующих, что в секторе Новой истории, возглавляемом Дебориным, те же проблемы, что в секторе истории советского периода. Типиев, Якубовская и Белецкий поддержали тех, кто требовал бороться с Минцем. Типиев назвал сотрудников Главной редакции «Истории гражданской войны», возглавляемой Минцем, «вельможами»[1049].

Но данные собрания, конечно же, были только прелюдией к масштабному разгрому «космополитов» в Институте истории. Очевидно, что в секторах проходили, как это было и в прошлом году, предварительные заседания. Но их протоколы или стенограммы обнаружить пока не удалось.

4. Ученый совет Института истории

Целых три дня, с 24 по 26 марта, в Институте истории заседал Ученый совет. Его работа отличалась значительным масштабом даже по сравнению с аналогичным мероприятием по разгрому «буржуазного объективизма», прошедшим в прошлом году. По традиции заседание открыл директор Б. Д. Греков: «Мы, конечно, не можем стоять в стороне от этого мощного идеологического движения не только потому, что мы члены советского общества, но и потому, что наша наука едва ли не самая острая из всех наук. Ошибки самих историков могут причинить нашей стране больший ущерб, чем ошибки какой-либо другой научной области»[1050]. Он не ограничился шаблонными клише официальной пропаганды, а практически сразу же начал с погрома своих противников, осмелившихся подвергнуть сомнению его теорию феодализма в Киевской Руси. «Напомню, например, о течении, которое хотело изобразить Киевскую Русь в качестве общества рабовладельческого. Несомненно, это огромное принижение нашей истории»[1051], — выступал академик. Он указал, что борьба против неправильного освещения древней русской истории — долг каждого советского историка.

Следом слово дали А. Д. Удальцову, который тогда возглавлял Институт материальной истории и культуры. Он вышел на трибуну и заявил, что не собирался делать доклад, а выступать будет только по просьбе Б. Д. Грекова. Хотя из чтения стенограммы ясно, что доклад оказался гладким и заранее подготовленным. За частоколом идеологических клише о необходимости борьбы с теорией «единого потока», принижением русской культуры, происками Уолл-стрит и т. д. скрывалось нечто более важное для историков: поиск жертв.