Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.)

Н. А. Сидорова тоже взяла заключительное слово. Она настояла на том, что труды Неусыхина проповедуют «космополитизм». Касаясь выступавших, она с удовлетворением отметила речи молодых З. В. Удальцовой, Старостина и Сапрыкина. Разбирая ответы, «товарищей, которые были затронуты в докладе и прениях», Сидорова признала верным только выступление В. М. Лавровского. Остальные «ответы-оправдания» были «совершенно неудовлетворительны». В качестве примера была названа речь Коган-Бернштейн. Сидорова напомнила, на следующий день пройдет заседание Ученого совета МГУ и там такие выступления не нужны. «Наша общественность ждет от людей, которые являлись до сих пор проводниками буржуазного космополитизма, от Неусыхина, Горянова, Лавровского честного признания своих ошибок на публичном заседании Ученого совета»[1029].

Кроме того, Сидорова потребовала разобраться с теми, кто аплодировал Неусыхину. «Аплодисменты части студенчества… я рассматриваю как антипатриотическую, антипартийную манифестацию и думаю, что эта манифестация не может не привлечь внимание партийной организации института.»[1030].

3. События в Институте истории АН СССР

Институт истории начали сотрясать гонения на евреев еще в ходе дела Еврейского антифашистского комитета (ЕАК)[1031]. В рамках арестов видных деятелей еврейской культуры в СССР 13 января 1949 г. под стражу был взят сотрудник сектора Новой истории И. С. Юзефович. До этого он был членом партии, работал в Совинформбюро. Его объявили еврейским националистом[1032]. Вслед за ним аресту подвергли еще одно сотрудника сектора, редактора-переводчика А. Я. Гуральского[1033]. Положение института усложнилось, усиливалась атмосфера подозрительности и вражды[1034].

Но настоящий погром начался весной. Как это обычно и бывало, первыми на новые директивы откликнулись партийные ячейки. Так, уже 10 марта состоялось заседание общего партийного собрания Института истории. Оно проходило по следам IX Московской областной и VIII городской объединенной конференции ВКП, на которых прозвучало требование разгромить «космополитов» во всех учреждениях.

Вступительный доклад сделал заместитель директора С. Л. Утченко. Он признал, что и в исторической науке можно обнаружить проявление «космополитизма». Среди примеров он назвал уже неоднократно битых Н. Л. Рубинштейна и О. Л. Вайнштейна. Появились и новые жертвы. Так, в книге С. Б. Кана «Два восстания силезских ткачей. 1793 и 1844 гг.» (М., 1948) «совершенно игнорируется национальный вопрос, ничего не говорится о связях Силезии с Польшей, Чехословакией и Россией»[1035]. В учебнике по истории СССР для вузов, по словам выступавшего, мировоззрение Радищева «безобразно» искажено, будучи представленным как «конгломерат западных просветителей». Заключение не сулило ничего хорошего для Института истории: «Главная задача — это борьба с буржуазным космополитизмом, и в этой связи необходимо просмотреть всю продукцию института»[1036].

А. Д. Удальцов обратил внимание на состояние журнала «Вопросы истории», заявив, что в его работе имеются элементы семейственности. Он призвал активизироваться историков-коммунистов, которые, по его мнению, избегают участвовать в дискуссиях[1037]. С оценкой, данной журналу, согласился и представитель его редколлегии И. А. Кудрявцев. Он признал, что влияние издания на историческую науку было незначительным. На его страницах не подвергалась критике работа И. И. Минца и его помощников. «Редколлегия оказывается более способной решать чисто академические, а не политические задачи»[1038], — констатировал выступавший. Касаясь будущего журнала, он указал, что в русле борьбы с космополитизмом необходимо самое пристальное внимание уделить историографическим исследованиям и истории русской культуры.

В. И. Шунков призвал выявлять не только «открытые» формы «космополитизма», но активно искать и скрытых «космополитов»[1039]. Такое заявление от заместителя директора и человека, близкого к идеологических органам, фактически давало сигнал к погрому.

З. С. Мосина гневно разоблачила практику рецензирования, сложившуюся в «Вопросах истории». Она привела несколько примеров, когда критические рецензии (А. Л. Сидорова на И. И. Минца, Н. М. Никольского на книгу Р. Ю. Виппера «Возникновение христианской литературы»), были отвергнуты или заменены более сдержанными. «Таким образом, в редакции существовала атмосфера затхлости и семейственности»[1040], — заявила она.

Панкратова признала, что «Вопросы истории» работают плохо. Одну из причин она нашла в том, что издание стало сугубо академическим, а не острополитическим. Не упустила она и возможности кольнуть В. И. Шункова, напомнив ему, что Институт истории, где он работал в дирекции, так и не организовал дискуссии по книге Н. Л. Рубинштейна «Русская историография»[1041].