Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.)

1 ноября 1946 г. в Институте состоялось открытое заседание, посвященное обсуждению постановления. Как представитель Отдела агитации и пропаганды ЦК ВКП (б) в начале выступил Е. Н. Городецкий. К сожалению, его доклад не стенографировался. Затем последовало обсуждение.

Как первый по рангу слово взял Б. Д. Греков. Как следует из его ремарок, Городецкий говорил о том, что в исторической науке еще осталось много старых историков, которые не сумели перестроиться на марксистско-ленинские рельсы. Постановление рассматривалось Городецким как необходимый направляющий толчок. С этим согласился и Греков: «…Глубоко прав докладчик, потому что, действительно, достаточно было толчка, достаточно было показать, в каком направлении надо работать, и такт ученого подсказывал ему правильный путь»[470]. Здесь проявилось свойственное советской системе стремление опекать, воплощенное в мифе о том, что без партийного вмешательства все идет неверно. Как видим, историки, во всяком случае на официальном уровне, вполне усвоили эту риторику. По мнению Грекова, постановление напрямую касается и важнейшего направления исторических исследований в СССР — истории советского общества. Он попенял, что советский сектор самый большой, а дает продукции меньше всех[471]. Упомянул он и статью в «Большевике», рекомендовав внимательно прислушаться к ее требованиям.

Следом выступил С. Д. Сказкин. Он призвал историков, даже специалистов по древним периодам, понимать, что они «должны связываться с важнейшими политическими вопросами, которые стоят перед нами, ибо наша политика есть одновременно и наука, а наука — это есть политика, в основе нашей исторической науки лежит марксистское миросозерцание»[472]. Затем он сказал фразу, на которую следует обратить особое внимание: «Среди политических задач, стоящих перед нами, нам указано, что мы должны не очень сильно расшаркиваться перед иностранцами, что мы должны понимать наши недостатки, но и подчеркивать некоторые наши достоинства — весьма и весьма большие»[473]. Запомним ее, поскольку она свидетельствует о том, что в среде самих историков существовали настроения отказаться от пиетета перед зарубежными учеными и стремление подчеркивать свое превосходство.

И. И. Минц заострил свое внимание на проблемах исследования советской истории. Он напомнил, что в среде историков есть настроения, что история последних десятилетий — это еще не история, и историческая наука этим заниматься не может. Любопытна контраргументация: это неверно не только научно, но и политически. Большевики должны следовать принципу партийности и отличаться «воинственностью», которая от них требуется, «особенно сейчас»[474]. За особый акцент на принципе партийности выступил и В. П. Волгин[475].

В. И. Пичета выступил особенно темпераментно. Он начал с того, что пришло время борьбы с работами западных ученых. Впрочем, речи об огульном отрицании пока еще не было. Коснулся академик, благо обстановка способствовала, и взаимоотношений профессиональных историков и деятелей искусства. Он раскритиковал прогремевшую на весь Союз киноленту «Иван Грозный» С. Эйзенштейна. «Я знаю, что Эйзенштейн был в Ташкенте у Богоявленского и тот говорил Эйзенштейну, что его сценарий не годится, что там извращены факты; Эйзенштейн ответил, что это хорошо, но зато картина будет интересной…»[476]', — возмутился Пичета. Схожую ситуацию он описал и касательно себя лично. Так, ему пришлось рецензировать сценарий И. Лукомского, написанный для фильма о Грюнвальдской битве. Пичета обнаружил множество ошибок: «Меня пригласили на заседание и я там выдержал целый бой и с режиссерами, и с Лукомским. Мне говорили, что это не кандидатская диссертация, а кинокартина для широкого зрителя. Я одержал на этом заседании большую победу. В конечном итоге были приняты мои предложения во внимание, но как дальше пойдет дело, не знаю»[477].

Показательно и выступление А. З. Манфреда. Он напомнил, что бывшие союзники по коалиции теперь стали «силами реакции». «С необычайной быстротой происходит мобилизация буржуазной исторической науки, выполняющей эту задачу атаки против советского идеологического фронта. Нам не к лицу позиция обороняющейся стороны. Мы должны нападать на буржуазную культуру»[478].

Особенно активным было обсуждение положения дел в изучении советской истории. Выступавшие честно признавались, что наиболее квалифицированные кадры сосредоточены в секторах, изучающих древнейшие периоды[479]. В. И. Шунков (специалист по истории Сибири XVI–XVII вв.) обрисовал не радужную картину: «Меня тревожит то обстоятельство, что ряд работников, начавши работать по советскому периоду, стремятся уйти в XVIII, XIX век»[480].