Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.)

Схожие процессы прошли и в других областях науки. И везде прохождение кампании определялось состоянием самой дисциплины и корпорации ученых. Например, в химии и физике определяющим стало соперничество между физиками из Академии наук и МГУ[571]. Как уже было описано выше, своя конфигурация была и у историков. Корпорация историков была пронизана личностными конфликтами. 28 февраля 1948 г. М. Н. Тихомиров записал в своем дневнике: «Небо науки бесконечно, а вражда ученых мелка и безгранична»[572]. Структура, сложившаяся в советской исторической науке, толкала на то, чтобы амбициозные претенденты на лидерство явно и неявно боролись со своими конкурентами. Наконец, особую роль играло поколение 1930-х гг., пришедшее в науку и готовое играть активную роль в идеологических мероприятиях.

Напряженность ситуации не спадала с самого начала года. Так, в Институте истории произошел скандал, связанный с недавно перешедшим с дипломатической службы на научную работу академиком И. М. Майским. В конце 1947 г. он взял на работу референтом работавшую с ним в Лондоне Грансберг. Но едва она успела оформиться сотрудником в Институт истории, как ее арестовали. Перед этим, по просьбе своего аспиранта А. М. Некрича, Майский написал ей положительную характеристику, что сильно его компрометировало. К счастью, Некричу удалось оперативно изъять характеристику из отдела кадров[573]. 6 января 1948 г. состоялось экстренное партийное собрание. На нем Майский был осужден за халатность, а сотрудникам было рекомендовано повысить бдительность[574]. Дело Грансберг, очевидно, было направлено против Майского.

Настоящим сигналом для активизации кампании в среде историков стала дискуссия вокруг книги Н. Л. Рубинштейна «Русская историография» (М.; Л., 1941). Ее открытое обсуждение прошло 15–20 марта 1948 г. в Москве[575]. Не меньшим нападкам подвергся труд О. Л. Вайнштейна «Историография Средних веков»[576]. В июле того же года прошла конференция, посвященная 30-летию архивного дела в СССР. На ней крупнейшие и официально признанные советские историки Е. В. Тарле и А. Д. Удальцов требовали разоблачения «антинаучных концепций буржуазных историков» и четкого размежевания советской и дореволюционной буржуазной историографии[577].

Ленинград не мог отставать от столицы. 7 апреля 1948 г. в газете «Ленинградский университет» появилась статья, в которой была дана жесткая критика работы С. Н. Валка «Историческая наука в Ленинградском университете» (опубликована в том же году в связи с юбилеем университета). 20 апреля назначили заседание Ученого совета исторического факультета ЛГУ, целью которого являлось обсуждение уже упомянутой статьи С. Н. Валка, а также книги Б. А. Романова «Люди и нравы Древней Руси» (опубликована в 1947 г.). Работа С. Н. Валка была объявлена преисполненной духом преклонения перед дореволюционной буржуазной наукой[578]. Критиковать книгу Романова было несколько сложнее, поскольку она не являлась историографической работой, касающейся наследия буржуазных ученых, и откровенно ругательных отзывов на нее не поступало. Все же она явно не вписывалась в существующий концептуальный канон. Известно резко негативное отношение Б. Д. Грекова к работе[579]. Тем не менее, обсуждение книги, где тон задал Д. С. Лихачев, оказалось достаточно спокойным. Выступавшие указывали на положительные стороны работы, не слишком углубляясь в недостатки и не навешивая идеологических ярлыков. В «Ленинградском университете» вышла статья преподавателя кафедры истории партии Н. А. Зегжды, пенявшей на недостаточно принципиальное и критическое обсуждение книги, особенно это ставилось в упрек Д. С. Лихачеву[580].

20 октября в ЛОИИ состоялось обсуждение книги С. Я. Лурье «Геродот» (М.; Л., 1947). Автор был человеком с непростой судьбой[581]. По характеру он был независимым исследователем, скептиком, часто не считавшимся с конъюнктурой. Поэтому неудивительно, что его труды стали объектом критики. В центре внимания оказалась его монография, в которой историк отказался от образа Геродота как греческого патриота и нарисовал сложную картину симпатий и антипатий «отца истории», обусловленность его взглядов социокультурной обстановкой эпохи.

На книгу появились два отрицательных отзыва. Е. С. Суров, чья рецензия появилась в «Вопросах истории», обвинил античника в том, что он слепо копировал идеи буржуазных историков Ф. Якоби и Эд. Мейера[582].

В «Вестнике древней истории» был опубликован разбор И. С. Кацнельсона. Он признал хорошее знание С. Я. Лурье фактов, но обнаружил множество содержательных и концептуальных ошибок. Так, рецензент недоумевал, почему в книге нет специального раздела, где бы разбирались известия Геродота о древнейших народах, проживавших на территории СССР. Между тем, согласно учению Н. Я. Марра, народы, описанные Геродотом (невры, скифы) являются предками славян[583].