Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.)

В центре внимания оказалась работа Института истории. Во вводной части была набросана оптимистичная картина подъема советской исторической науки, произошедшего под руководством партии. Но затем началась критика. Суть ее сводилась к следующему: 1) институт почти ничего не сделал для борьбы с буржуазной идеологией; 2) не ведутся исследования в области историографии, поэтому не организована работа по разоблачению буржуазных историков; 3) институт вяло откликнулся на призыв партии к борьбе с низкопоклонством перед Западом и «ничего не сделал для разоблачения лживой версии о несамостоятельности русской культуры»[755]; 4) мало внимания уделяется разработке истории пролетариата; 5) институт не дал значимых трудов по истории советского общества; 6) большинство сотрудников сосредоточено в наиболее важных секторах (истории советского общества, новой и новейшей истории и ряде групп), но сотрудники этих секторов мало публикуются.

В мрачных тонах было описано положение в секторе советского общества, где прошла серия увольнений сотрудников, но новыми он так и не был укомплектован. Более того, некоторые хорошие специалисты просто сбежали из сектора, понимая, что здесь они всегда под ударом. В секторе нет постоянного руководителя, а план под угрозой срыва. Вывод был серьезный: «Это дает полное основание говорить о недооценке в стенах института всей важности разработки истории советского общества»[756].

Не менее тревожным является положение в секторах Новой и Новейшей истории, где обнаружены «буржуазно-объективистские установки» и «враждебные марксизму-ленинизму взгляды, навеянные буржуазными и социал-реформистскими источниками»[757].

Далее следовал уже знакомый список трудов и фамилий. «Ошибки и извращения, допущенные в работах Института истории, по своему характеру разнообразны, но все они являются продуктом влияния буржуазной идеологии на часть советских историков», — писалось в передовой[758]. Набор рецептов также оказался стандартным: критика и самокритика, следование установкам партии и т. д. Заключение было, по традиции, оптимистичным: «В коллективе Института истории немало здоровых сил. Осознав свои ошибки, соответственно перестроив свою работу, институт может и обязан занять подобающее ему место — основного, ведущего центра советской исторической науки»[759].

Но публикация, несмотря на ее директивный характер, не прояснила ситуации для основной массы историков. «Статья в “Вопросах истории”… сбивает с толку: в ней есть и заключительные элементы, но есть и проходные»[760], — делился своим впечатлением Б. А. Романов. Не ясно было, куда приведет данная кампания и когда завершится.

7. Исторический факультет МГУ

На историческом факультет МГУ кампания по «борьбе с объективизмом» прошла гораздо менее шумно, чем в Академии наук. Факультет с ноября 1947 г. по сентябрь 1950 г. возглавлял Г. А. Новицкий. По характеру он был человеком, склонным к компромиссу и избегавшим брать ответственность на себя. С. С. Дмитриев дал ему следующую характеристику: «Ни разу сам никогда ничего не решавший, и прозванный “обтекаемым”»[761]. Такое нежелание декана форсировать события, видимо, сильно амортизировало возможные погромы на историческом факультете.

Противоположностью декану был секретарь партийной организации М. Е. Найденов. А. С. Черняев характеризует Найденова следующим образом: «Он. потерял глаза на войне. На лацкане — неизменный орден Ленина. На факультете просто боялись его категорических суждений, безапелляционных оценок, его “тайного” влияния, казавшейся всемогущей власти. Были убеждены, что от него на факультете зависит все и вся. Это был железный сталинец, упивавшийся своей оголенной до цинизма идеологической ортодоксией»[762]. Таким образом, перед нами частое явление: слабый руководитель (декан) — сильный секретарь.

Спецификой ситуации в историческом образовании было то, что на кафедрах ведущих исторических факультетов МГУ и ЛГУ доминировали академические ученые. Дело в том, что дефицит кадров на фоне быстро растущей армии студентов исторических факультетов приводил к тому, что накануне войны вакансии в университетах и научно-исследовательских институтах заполнялись одними и теми же людьми. Поэтому в исторической науке в годы идеологических кампаний оказался невозможен типичный для того времени конфликт между академическими и университетскими учеными[763].