«В назначенный день собрался полный зал партийцев. “Проверяли” меня, Проппа и Долинина, трех подозрительных (по-видимому) профессоров. Доклад делал партийный калиф на час, а мы – содоклады по 10 минут. Все было плоско, убого, элементарно. Но дернула меня нелегкая сказать, что антагонизм формы и содержания при социализме исчезает. Вдруг выскочил Берков, заявив, что это неверно. В зале стояла угрожающая затаенность. “Вот шкурник и перестраховщик!” – думала я. – “Товарища топить, беспартийного, чтоб показать свою ортодоксию!” Зал ждал сигнала. Один за другим начали лягать меня. Уже надо мной нагнетались политические тучи. Я была “выявлена”. Тогда я рассердилась на этих моллюсков, встала вторично. Ждали покаяния, но я сказала: “Как угодно, но я вынуждена настаивать. Вы смешиваете антагонизм с отставанием». Потом партийный “судия” стал раздавать всем нам “отметки”. И что же? Оказалось, что Берков и все нападавшие были неправы и “допустили политическую ошибку”, а я “учуяла близость истины”. Так я была спасена от травли и крупных политических последствий, благодаря одному слову “отставание”. Все партийцы наперебой пожимали мне руки и заискивали во мне, – даже мои изобличители.
А в это же самое время к нашей дворничихе Нюре, безграмотной и темной, приходила агентша НКВД и спрашивала Нюру, нет ли у меня связей с заграницей ‹…›. Всю ночь я не спала. Мой мозг сверлило: где, в каком государстве спрашивают о профессоре у дворника, не шпион ли этот профессор, которому вверено образование молодежи? Где, в какой стране, государство наводит справки важнейшего значения о своих ученых – у дворника»[1714]
.Кроме того, что профессора и работники кафедр должны были отчитываться перед своими партийными коллегами, они писали и отчеты для вышестоящих инстанций. О. М. Фрейденберг упоминает о том, что подобные отчеты делались в том числе и для высшего партийного учебного заведения, основанного 2 октября 1946 г. – АОН при ЦК ВКП(б):