«Доклад Степана Григорьевича меня совершенно не удовлетворил, т. к. не чувствовалось отчета коммуниста перед партбюро. Из доклада т. Бархударова выпало основное: какое место кафедра занимает в общей работе – выработке коммунистического мировоззрения у студентов. Можно ли сказать, что кафедра русского яз[ыка] “выстрадала” свое место в деле воспитания коммунистического мировоззрения? Нет, нельзя. Тихая заводь, академическая точность. ‹…› Я хочу сказать о Вас, Степан Григорьевич, как о коммунисте. Когда Вас выбрали членом-корреспондентом Академии наук, я очень гордился. Все эти вопросы мы выстрадали. У нас было парт. собрание, Вас там не было. С Ученого совета Степан Григорьевич ушел. Мне кажется, Степан Григорьевич, Вы не нуждаетесь в тех комплиментах, которые Вам были высказаны, а более ценно то, что я Вам сказал. Есть общество по распространению научных знаний. Там читают лекции об истории русского языка? Не нужно ждать, когда к Вам придут. Идите сами. Народ недоволен русистами. Инертность нашей кафедры – часть общей инертности по этому вопросу. Безусловно партбюро, и горком партии, и ЦК будут заниматься этим вопросом»[1765]
.Претензии партбюро были отражены в резолюции:
«…Кафедра и ее заведующий С. Г. Бархударов при обсуждении книги академика В. Виноградова “Русский язык” не осудили с должной решительностью содержащихся в ней методологических ошибок, заняли по отношению к ней половинчатую и недостаточно определенную позицию и не провели должной разъяснительной работы по этому поводу среди студенчества.
Весьма показательным является тот факт, что во время обсуждения на факультете статьи в “Культуре и жизни” “Против буржуазного либерализма в литературоведении” заведующий кафедрой коммунист проф[ессор] Бархударов счел возможным уклониться от этого обсуждения и не выступил по вопросам работы кафедры ни на партийном собрании, ни на Ученом совете факультета»[1766]
.В результате Степан Григорьевич, сменивший 1 октября 1947 г. В. В. Виноградова в должности заведующего кафедрой русского языка[1767]
, вынужден был подать заявление об уходе и был 1 июня 1948 г. заменен более удобным Б. А. Лариным[1768].Причем и Борис Андреевич также не избежал некоторых гонений – в 1949 г. его подвергли «суровой большевистской критике» за космополитизм и часто поминали вместе с В. М. Жирмунским, но до оргвыводов в его отношении дело не дошло: в конце года из списка гонимых «почему-то исчез Б. А. Ларин»[1769]
. Ответ прост – для того, чтобы быть сурово гонимым в 1949 г., Б. А. Ларину недоставало важного пункта – пятого.Что же касается книги В. В. Виноградова, то в конце 1947 г. масштабной дискуссии о ней не получилось. И хотя А. В. Десницкая, отчитываясь о работе парторганизации ИЯМа в 1947 г., отмечала, что «обсуждение книги Виноградова имело для нас тем большее значение, что до того дискуссии, проведенные в МГУ и в других научных учреждениях, не дали требуемых результатов»[1770]
, замысел Ф. П. Филина все-таки не осуществился.