Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1

А Сталин изначально не стремился задействовать в этой игре партийные органы Ленинграда – он намеревался навести порядок именно в «загнивающей» писательской среде, и именно этому посвящена большая часть его выступления. И если бы Сталин хотел произвести перетряску в ленинградском руководстве, то он бы не оставил без внимания конфуз, случившийся на Оргбюро с П. С. Попковым, не отраженный в стенограмме ЦК, но сохранившийся в воспоминаниях П. И. Капицы:

«Место занял первый секретарь ленинградского горкома Попков, темнокожий, похожий на цыгана. Он стоял с видом провинившегося комсомольца.

– Должен признаться, – говорил, – заела текучка. Блокада, теперь восстановление… Не всегда удавалось прочитывать “Красную Звезду”…

– Как? Как? – перебил его Сталин.

Словно мальчишка, не выучивший уроков, Попков с просящим лицом повернулся к нам: “Подскажите-ка, как называется ваш проклятый журнал?” Чувствовалось, что до истории с обезьянкой ему не доводилось брать его в руки.

Мы принялись шепотом подсказывать:

– “Звезда”… просто “Звезда”!

– Да фу-ты, господи, “Звезда”, – подхватил Попков. – Перепутал с газетой “Красная звезда”.

Сталин, видимо, услышал подсказку, потому что понимающе ухмыльнулся в усы и неторопливо стал ломать папиросы, вытащенные из красной коробки, и набивать добытым табаком трубку.

Попков сник, говорил упавшим голосом, и уже не было озорства в его темных глазах»[268].

Но так случилось, что оставленные Сталиным без особенного внимания попытки Маленкова заострить внимание главы государства на вине Ленинградского горкома впоследствии в историографии стали рассматриваться как нечто большее, даже зловещее. Именно в репликах Маленкова на заседании Оргбюро подавляющее большинство историков видит зарождение грядущего «ленинградского дела».

На наш взгляд, это лишь совпадение, так как именно это заседание Оргбюро было вообще очень памятным, было застенографировано, отражено в мемуарах несколькими его участниками и имело невиданно громкие последствия. О накале страстей в этот вечер говорит одно то, что редактор «Звезды» Виссарион Саянов, которому досталось на заседании едва ли не больше других, не смог долго сдерживаться и открыто плакал во время обсуждения[269].

Что же касается самого Маленкова, то он был настолько раздавлен «делом авиационной промышленности» (лишившись 4 мая поста секретаря ЦК)[270], что вряд ли наказание деятелей Ленинградского горкома его так сильно волновало. Его волновал вопрос о том, как бы остановить дальнейшее усиление роли Кузнецова, который уже обошел его в иерархии сталинского окружения. Кроме того, внимание Маленкова к неправомерным действиям Ленинградского горкома объясняется еще и чертами его характера и многолетней работой в аппарате ЦК.

Маленков, опытный партийный функционер, начальник Управления кадров ЦК с 1939 г., был вообще очень внимателен и скрупулезен в разборе подобных дел, «не стремился вникать в тонкости диалектики, зато очень интересовался фактами»[271] и, говоря словами Молотова, был «способный аппаратчик»[272]. Подобную въедливость, сведения о которой сохранила другая стенограмма, он обнаружил во время совещания по проблемам немецкой классической философии, проводимого им без участия Сталина в 1944 г. Тогда Маленков вывел на чистую воду Г. Ф. Александрова и М. Б. Митина – редакторов «Истории философии» (лауреатов Сталинской премии), даже не читавших сданного в печать тома[273].