В качестве оргвыводов было решено прекратить доступ в журналы произведений Зощенко и Ахматовой и «им подобных», что и так было очевидным; журнал «Ленинград» был закрыт, а у «Звезды» сменен состав редколлегии (главным редактором стал А. М. Еголин, совмещая эту должность с работой в качестве заместителя начальника Управления пропаганды и агитации ЦК). Своего места лишился секретарь Ленинградского горкома по пропаганде И. М. Широков (он был снят с работы и отозван в распоряжение ЦК); за утверждение Зощенко членом редколлегии был объявлен выговор второму секретарю горкома Я. Ф. Капустину. Последним, 13-м пунктом оргвыводов, вписанным лично Сталиным, было решение «Командировать т. Жданова в Ленинград для разъяснения настоящего постановления ЦК ВКП(б)». 14 августа А. А. Жданов прибыл в Ленинград.
Постановление предначертало и путь советской литературе:
«Сила советской литературы, самой передовой литературы в мире, состоит в том, что она является литературой, у которой нет и не может быть других интересов, кроме интересов народа, интересов государства. Задача советской литературы состоит в том, чтобы помочь государству правильно воспитать молодежь, ответить на ее запросы, воспитать новое поколение бодрым, верящим в свое дело, не боящимся препятствий, готовым преодолеть всякие препятствия.
Поэтому всякая проповедь безыдейности, аполитичности, “искусства для искусства” чужда советской литературе, вредна для интересов советского народа и государства и не должна иметь места в наших журналах»[292]
.Стоит отметить, что из всех персонально поименованных в тексте постановления «фигурантов» наиболее благополучно все дело закончилось для уволенного Ивана Михайловича Широкова (1899–1984), члена партии с 1917 г., выпускника ИКП, специалиста по историческому материализму[293]
, профессора ЛГУ. После постановления он был направлен в распоряжение ЦК и определен в штат ВПШ при ЦК ВКП(б), где занял профессорское место и мирно дожил свою жизнь, избежав жерновов «ленинградского дела».Жданов параллельно с подготовкой постановления работал и над написанием доклада, который ему предстояло произнести с привычной трибуны Смольного. До сих пор обилие записных листочков, частично сделанных со слов Сталина, раскладываемых Ждановым во время подготовки своих докладов и распоряжений, сохраняется в его архиве (из-за краткости и афористичности один и тот же листочек зачастую «пришивается» исследователями одновременно к различным событиям). Для Жданова (как и для Сталина) было характерно написание своих докладов и речей самостоятельно, чему он за время руководства Ленинградом обучил и своих помощников, многие из которых уже работали в Москве и использовали тот же метод – «особый, у Жданова почерпнутый способ подготовки докладов и выступлений ленинградскими руководителями»[294]
.Монументальный доклад, обкатанный Ждановым 15 августа на заседании партактива Ленинграда, – «не по писанному, а лишь заглядывая в листки»[295]
, – на следующий день был прочитан перед собранием ленинградских писателей, проходившим под председательством А. А. Прокофьева. В действительности это были два разных доклада на одну тему, впоследствии объединенные воедино для публикации. Доклад произвел ошеломляющий эффект: внезапность и категоричность постановления были непривычными и ужасающими.Стоит отдельно сказать, что ораторский стиль Жданова не был ни харизматическим, ни тем более истерическим. Как свидетельствуют грамзаписи и кинофотодокументы, секретарь ЦК говорил на хорошем русском языке, грамотно и спокойно, хотя иногда казалось, что монотонно. Тембр голоса его был слегка пронзительным, «ядовитым», но не отталкивающим. В целом он был действительно хорошим оратором и говорил очень убедительно, чем разительно отличался от коллег по Политбюро, особенно таких косноязычных, как Г. М. Попов, Н. А. Булганин и др.
Сталину стенограмма доклада понравилась: «Читал Ваш доклад. Я думаю, что доклад получился превосходный. Нужно поскорее сдать его в печать, а потом выпустить в виде брошюры. Мои поправки смотри в тексте. Привет!»[296]