Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 2

«Университет разгромлен. Все главные профессора уволены. И это после тридцатидвухлетней их работы с советской властью! Пуст, беден, разбит факультет. Можно говорить только “здравствуйте” и “до свиданья”. Хозяйничают обнаглевшие Юрки Бердниковы и Наташки Вулихи. Ясно, что Сталину нужно было расправиться с последними проблесками мысли. Университет давно вызывал его злобу. Пусто, молчаливо, безжизненно на факультете.

Убийство остатков интеллигенции идет беспрерывно. Учащаяся молодежь, учителя, врачи, профессора завалены непосильной бессмысленной работой. Профессор должен давать 18 часов в неделю наряду с доцентом. Всех заставляют “учиться”, сдавать политические экзамены, всех стариков, всех старух. Переутомленные, изнуренные люди сдают политсхоластику. Студентам некогда посетить театр, концерт, кино. Они прикованы к тачке: утром зубрят уроки, вечером занимаются в Университете до 11 часов вечера, а затем, к полночи ездят в общежитие за городом, на Охту, с пересадкой, двумя трамваями, – что отнимает у них 40 рублей в месяц из жалкой стипендии. Они раздеты, изнурены, полуголодны, совершенно некультурны. Окончив, они не получают работы. Погромы культуры вызвали острую безработицу. Говорить об этом нельзя. Врачи, учителя, инженеры не могут найти работы. Повсюду человека нещадно эксплоатируют. Пока он здоров, его держат; болеющих не любят. Директоры, заведующие, главные врачи, деканы, всякие начальники – грубая злая сила. ‹…›

Да, ученых бьют всякими средствами. Ужасно деятельному человеку быть лишенным деятельности! Снятие с работы, отставки с пенсиями карательно бросают ученых в небытие. Профессора, прошедшие в прошлом годе через всенародные погромы, умирают один за другим. Их постигают кровоизлиянья и инфаркты. Эйхенбаум – полный инвалид. Пропп на днях упал на лекции. Его отвезли с факультета в больницу. Через несколько дней (30 ноября 1949 г. – П. Д.) умер на занятиях Бубрих[1527], затравленный Литературной газетой. Прибежавшая к трупу вдова закричала в исступленьи:

– Ты не умер, тебя убили!

Бубрих был мужественный человек, честный, скромный, деликатный. Самое циничное – это тысячные венки и пышные похороны: советская-де власть умеет почитать своих ученых»[1528].

Литературоведение на филологическом факультете представляло собой жалкое, по сравнению с минувшим временем, зрелище: оставшись не у дел в идеологической системе координат, эта наука стремительно деградировала. Впрочем, такова и была высочайшая воля: «Тов. Сталин не раз говорил: бойтесь людей, рабски преданных классическому прошлому. Это большая мысль»[1529]. К концу 1949 г. эта большая мысль уже родила не меньшие последствия: