Я знаю Константина Азадовского лет двадцать. Трудно вообразить себе человека, более далекого от политики.
Блестящий молодой ученый, эрудит, ценитель изящной словесности, поглощенный академическими занятиями филолог. Разумеется, Азадовский был поборником духовной свободы, как все настоящие интеллигенты. Однако правозащитной деятельностью – не занимался. Да и не подходила ему, откровенно говоря, эта роль. Не обладал Костя железным характером, беззаветным мужеством, запасом аскетизма и самопожертвования.
Повторяю, это был типичный интеллигент, обаятельный, немного легкомысленный, честный и добрый.
И вот мы узнали, что Костя арестован органами госбезопасности. Эта новость поразила всех, кто его знал. Чем он мог восстановить против себя функционеров КГБ? Зачем понадобилось арестовывать безусловно невиновного (даже с их точки зрения), всеми уважаемого человека?!
Тут надо знать особенности работы Ленинградского КГБ. Компенсируя свою бездарность утроенной жестокостью, местные идеологические службы нарушают элементарную логику. В своем захолустном рвении они то и дело превышают генеральные установки Москвы.
Как известно, московская госбезопасность действует по-другому. Heyгодных интеллигентов «сомнительного происхождения» вынуждают уехать за границу. Жестоким репрессиям подвергаются лишь те, кто активно сопротивляется режиму.
Мы не знаем, как будут развиваться дальнейшие события. Хочется думать, что зловещая ошибка ленинградских властей будет исправлена.
Чем еще можно утешаться?
Но никаких «утешений» не последовало. В колонке редактора Довлатов в марте поместил цитаты из писем, которые приходили из СССР. Поскольку переписка с заграницей очень была похожа на переписку из тюрьмы с волей, то многие важные вещи передавались эзоповым языком. И именно в этой связи Довлатов пишет в номере газеты за 10–16 марта:
Переворачиваю страницу:
«…Костя очень плох. Врачи совсем его замучили. Заставляют принимать лекарства. Костя отказывается…»
Костя? Костя Азадовский! Около двух месяцев под следствием. Инкриминируются наркотики. Виновным себя не признает…
Информация «Нового американца» вызвала резонанс, и в номере от 27 января – 2 февраля редакция поместила два письма из откликов на печальную новость из Ленинграда. Это были письма врача Евгения Вульфовича и его матери Валентины Ильиничны Гинзбург (литературный псевдоним – Алексеева) – близких Константину людей, которые в то время уже обосновались в Нью-Йорке: