Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование

Константин Азадовский заявил, что он никогда не употреблял наркотиков, хотя сейчас по Ленинграду поползли слухи, что он «баловался». Интересно было бы спросить у тех, кто повторяет эти слухи там и здесь, от кого им это стало известно. Ведь все сплетни могут исходить из Большого дома.

Академическая карьера Константина Азадовского скорее всего «там» закончена или прервана, по крайней мере, лет на десять. Азадовский себя виновным не признал, заявил, что никогда наркотики не употреблял, и подал апелляцию в городской суд.

Что происходит в недрах КГБ – к сожалению, никто не знает, даже американская разведка. Почему КГБ всегда активизируется в конце года? План они перевыполняют, что ли, в надежде получить лишнюю, 13 получку?..

Если они решили в очередной раз припугнуть местную интеллигенцию, то почему выбор пал на К. Азадовского. Он всегда был далек от политики, публично не высказывался отрицательно в адрес существующего порядка, занимался своими архивными изысканиями, но… в нем нельзя было обнаружить типичного затравленного филолога. И образован он был слишком – даже древние языки знал, и знакомства у него не совсем те – от Генриха Белля до покойного Кости Богатырева, и интересовался он – то Рильке, то Цветаевой, нет чтобы Сергеем Михалковым или Александром Прокофьевым. Студенты любили его. И за границей тоже его знали. Возможно, Костю Азадовского подвела именно яркость его натуры и поведение, не укладывающееся в выверенные стандарты.

Но чтобы за границей шум не поднялся – кто-то решил обвинить К. Азадовского по уголовной статье. За наркотики. Тогда ни один сенатор, ни один конгрессмен не поднимет голос в его защиту, сколько бы ни обращались к ним университетские профессора, личные знакомые Азадовского. Да и простой человек – эмигрант или местный житель – покачает головой: «Дыма без огня не бывает»…

Здесь Наталья Шарымова действительно приоткрывает то, о чем она доподлинно не знала, но что логически вытекало из обвинения и сопровождало дело Азадовского даже по ту сторону океана, создавая значительные трудности как самому Азадовскому, так и тем, кто боролся за его освобождение.

Во-первых, слухи насчет предъявленного обвинения, которые начали циркулировать по городу, распространялись органами. Это прозвучало, в частности, на специальном собрании в Мухинском училище, куда во время следствия, еще до суда, приезжал следователь Каменко и говорил о пагубной привычке Азадовского, «известной органам еще с 1969 года» (об этом собрании мы еще расскажем).