Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование

ПОРА БИТЬ ТРЕВОГУ!

Уважаемый господин редактор!

Меня потрясло опубликованное в вашем журнале сообщение об аресте в Ленинграде Константина Азадовского, известного филолога и моего близкого друга.

С Костей нас свела судьба в 1973 году в Петрозаводске, где он преподавал в университете; затем мы оба вернулись в Ленинград, и он стал заведовать кафедрой иностранных языков в Высшем Художественно-промышленном училище им. Мухиной.

Меня привлекали в Косте широчайший круг интересов, исключительная образованность, глубокая интеллигентность. Дружба наша продолжалась до последнего дня моего пребывания в Советском Союзе.

Расставались мы в Пулковском аэропорту с болью и горечью, понимая, что разлука эта надолго, может быть – навсегда, и что нас обоих ожидают большие испытания: меня, потому что я уезжал, его – потому, что он оставался. Когда мы говорили о будущем, возможность ареста в голову нам не приходила. Его ждали недописанные книги, новые исследования, завершение докторской диссертации.

Последнее Костино письмо, полное новогодних пожеланий, я получил 31 декабря. О себе он писал мало, упомянул о «всяческих разбирательствах» и закончил строчками:

А за окнами белый день.
А за окнами белый мороз.
Там бредет моя белая тень
Мимо белых берез…

Как сейчас понимаю, это было написано всего за несколько дней до ареста.

Еще один человек стал жертвой кафкианского «процесса». И как это страшно!

Я, как и вы, верю и надеюсь, что ужасное испытание, выпавшее на долю моего друга, не сломит его, что он вернется к свободе, к литературе, которой посвятил свою жизнь.

С уважением, Евгений Вульфович.

Следом было опубликовано письмо Валентины Алексеевой (Гинзбург):