Азадовский продолжал заявлять ходатайства, касающиеся вызова в суд сотрудников КГБ и истребования материалов проверки. И тогда судья, которому в очередной раз предстояло вынести решение по этому поводу, нашел спасительный выход. Он неожиданно согласился с Азадовским: «Нет никакого сомнения, что сотрудники госбезопасности участвовали в обыске. Да, участвовали, я в Ваших словах не сомневаюсь». Этим он весьма озадачил сторону защиты; Азадовский просто не мог понять, почему это судья так легко с ним согласился. Но Цветкову в сложившейся ситуации было легче признать правоту Азадовского (в которой он, конечно, ничуть и не сомневался), чем бесконечно обсуждать одни и те же ходатайства, в которых упоминалась вся та же организация. «В этом просто нет необходимости», – сказал судья, имея в виду вызов в суд сотрудников КГБ, и посоветовал Азадовскому направить все его претензии по данному поводу в городскую прокуратуру.
Следует также упомянуть, что Азадовский в этот день окончательно изменил свою прежнюю точку зрения, которой придерживался все предыдущие годы, – о том, что наркотик был подброшен ему при обыске. Ведь еще на суде 1981 года он допускал (во всяком случае, сказал это вслух), что наркотик мог быть подброшен не милицией, а в квартиру «попал без его ведома от его знакомых», что отражено в описательной части приговора. Но на суде 1988 года, выслушав Хлюпина, он стал решительно склоняться к версии о том, что наркотик на полке с книгами появился в рамках какой-то более крупной провокации. «Я могу гипотетически допустить, – сказал Азадовский, – что это сделал кто-то из моих знакомых, конечно, не по своей воле, а осуществляя всю эту цепь». Это прозвучало весьма невнятно, да и сам он в этот момент вряд ли мог объяснить, какую «цепь» он имеет в виду. В конце концов судья огласил решение о переносе судебного заседания на 11 августа.
Реакция зала
Скепсис судьи и прокурора, их откровенные попытки вывести за рамки дела сотрудников КГБ, их предвзятость и тенденциозность носили откровенный, подчас даже вызывающий характер. Становилось очевидным, что если даже суд не признает Азадовского во второй раз виновным по статье 224, то и оправдательного приговора ожидать не приходится. Позиция судьи и прокурора явно сдвигалась в сторону затягивания дела («все-таки попытаться узнать, каким образом наркотик попал в квартиру Азадовского»).
Этот судебный демарш не мог не вызвать тревогу и возмущение как у самих участников процесса, так и у тех, кто сидел в зале. Неудивительно, что сразу же после второго заседания было написано несколько обращений в контролирующие инстанции. Так, 27 июля в отдел юстиции Ленсовета подал свою жалобу Азадовский. Но особенно хочется обратить внимание на коллективное письмо в прокуратуру Ленинграда: