Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование

Уважаемые товарищи судьи! Каков бы ни был стаж работы судебного работника, сколько бы ему дел ни приходилось за свою жизнь рассматривать, каждое дело индивидуально по своим особенностям, и, перефразируя слова великого русского писателя, можно сказать, что каждый обвиняемый и подсудимый несчастны по-своему. Именно поэтому, основываясь на особенностях настоящего, данного дела, я позволю себе категорически возразить против того ходатайства, которое сейчас было заявлено представителем государственного обвинения. Надо сказать, что такое ходатайство лично у меня не могло не вызвать ничего другого, кроме чувства горестного изумления. Действительно, весь этот процесс мы слышали совершенно четко и определенно проводимую позицию представителя государственного обвинения, по которому целый ряд ходатайств моего подзащитного был отклонен, а эти ходатайства были заявлены именно для того, чтобы установить причастность других лиц к фальсификации, по словам моего подзащитного, данного доказательства. Позиция представителя государственного обвинения постоянно и совершенно, так сказать, четко сводилась к тому, что мы решаем сейчас вопрос исключительно о виновности или невиновности Азадовского и всех обстоятельствах, которые могут свидетельствовать о производстве обыска другими лицами. Другие обстоятельства, связанные с делом, во всяком случае все, что касается причастности органов Комитета госбезопасности, так или иначе, по заключению прокурора, к данному делу отношения не имеют. Надо сказать, что чувство горестного изумления у меня это вызвало прежде всего потому, что мы здесь несколько дней, в условиях полной гласности и демократии, с учетом, так сказать, лучших требований перестройки, с учетом лучших требований и стремлений установить у нас действительно правовое государство, исследовали обстоятельства дела. Здесь у нас в судебном заседании без всякого ограничения, как по количеству, так, да простят меня присутствующие, и по качеству, находились любые лица, которые проявляли интерес к рассмотрению данного дела, которые имели возможность не только вести записи процесса путем применения и звукозаписывающей, и видеозаписывающей техники, и вот все эти условия гласности и демократии оканчиваются на сегодняшний день ходатайством, заявленным в лучших традициях периода застоя. Потому что и в период застоя, товарищи судьи, не каждое дело, попадающее на стол суда, оканчивалось обвинительным приговором. Но вот единицы и по городу, и по РСФСР, и по Советскому Союзу, я не делаю из этого, так сказать, никаких открытий, это все равно стало предметом гласности в печати, единицы дел оканчивались оправдательным приговором. А сплошь и рядом тогда, когда по делу не было доказательств вины и нужно было выносить оправдательный приговор, дело направлялось для производства дополнительного расследования, для того, чтобы уже не в условиях гласности, не в условиях открытости судебного заседания, а в условиях безгласности это дело бы прекращалось. Потому что я не сомневаюсь, товарищи судьи, что результат, если вы согласитесь с позицией государственного обвинения, направления такого дела на доследование не может быть не чем иным, кроме как прекращением дела…

На сегодняшний день ни для кого не является секретом, что отмена этого приговора была вызвана не тем, что какие-то органы проверяли полностью или частично деятельность и качество или некачество вынесения приговора Куйбышевского районного нарсуда г. Ленинграда, что повторное рассмотрение дела вызвано не тем, что в органах прокуратуры Союза каким-то образом полностью или частично обобщались дела, связанные с хранением или вообще относящиеся к преступлениям, связанным с наркоманией. Нет, результатом сегодняшнего рассмотрения дела является многочисленные жалобы Азадовского. Я повторяю, что прошло уже шесть лет с того момента, как Азадовский полностью отбыл наказание. Если бы мы сейчас с вами не сидели в этом процессе, даже та судимость, которую он получил, была бы у него на сегодняшний день, с точки зрения закона, погашена. Он уже считался бы не судимым. Так что заставило Азадовского все эти шесть лет, перенесшего уже и позор и унижение этого обыска, и стресс, когда человек, занимающий ответственное положение и никогда, так сказать, не попадавший в орбиту хотя бы каких-то административных правонарушений, с момента обыска оказался заключенным в следственный изолятор, надежды и отчаяния, связанные с вынесением приговора, суровые условия, невыносимо суровые условия полугодового этапа следования из Ленинграда в Магадан через всю страну? Что же его заставило вновь здесь переживать все эти перипетии? Товарищи судьи, это может быть только одно: это жажда справедливости. Это стремление обелить себя как невиновного в глазах не только своих близких и родственников, что вообще нормально и естественно для любого человека, но в данном случае, пожалуй, и в глазах мировой общественности, потому что личность Азадовского, занимающегося и литературоведением, и переводом, известна далеко за пределами нашего Советского Союза. Так именно цель оправдать себя, реабилитировать привела его сегодня здесь на скамью подсудимых и заставляет его по второму разу все это переживать. Достаточно ли у вас сейчас доказательств и обстоятельств для того, чтобы вынести Азадовскому оправдательный приговор? Я считаю, что этих доказательств, этих обстоятельств вполне, и даже слишком, более чем достаточно.