Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование

В качестве некоторой моральной компенсации можно рассматривать тот факт, что пресса восславила этих людей, причем в достаточной мере: на их именах образовалось несмываемое пятно. 10 ноября 1989 года в газете «Ленинградский рабочий» появилась статья ленинградского журналиста Сергея Михельсона «Оговор»; целая газетная полоса была отдана описанию гражданского процесса в Дзержинском суде. А 13 апреля 1990 года в той же газете было напечатано продолжение – «Синдром доносительства», где С.В. Михельсон описывал исполнение решения суда, состоявшееся 29 марта 1990 года, публичное извинение перед Азадовским на совете училища и т. д.

Резонанс «Оговора» был таков, что в 1990 году правление ленинградской организации Союза журналистов назвало эту работу среди победителей творческого конкурса статей ленинградских журналистов, о чем 5 мая (в День печати) появилось сообщение в «Ленинградской правде».

В-третьих, согласно решению суда, Азадовского следовало восстановить на работе в прежней либо равноценной должности. Но поскольку Константин Маркович после всего случившегося вряд ли помышлял о преподавании в стенах Художественно-промышленного училища, факт восстановления его в должности заведующего кафедрой воспринимался им исключительно как принципиальный момент в обретении status quo. Впрочем, осуществить судебное решение в реальности оказалось задачей не из легких.

Сначала ректорат вообще пытался уйти от такого решения, затянув дело перепиской; после этого, 5 апреля 1989 года, Азадовский получил уведомление о том, что «администрация не располагает возможностью рассмотрения вопроса» о восстановлении на равноценную работу. Причина такого поведения ректората понятна: должность заведующего кафедрой иностранных языков не была вакантной, и для восстановления Азадовского пришлось бы увольнять другого человека, законно избранного по конкурсу.

В итоге ректорат училища предложил ему восстановление на должность доцента. Но поскольку решение суда было все-таки выше мнения ректората, Азадовский с таким предложением не согласился и продолжал донимать свое прежнее место работы разного рода бумагами. В конце концов 13 июля 1989 года ректор Н.Ф. Марков подписал следующий приказ:

1. Азадовского Константина Марковича, 14 сентября 1941 года рождения, восстановить на работе в должности зав. кафедрой иностранных языков с 14.02.1989, считать работающим с 14.07.1989.

2. Приказ № 81-II от 21.05.1981 об увольнении К.М. Азадовского аннулировать.

3. Начальнику Отдела кадров в связи с отменой приказа внести соответствующие записи в трудовую книжку К.М. Азадовского.

4. Азадовскому К.М. выплатить компенсацию в размере среднемесячного заработка за время вынужденного прогула с 14.02.1989 по 14.05.1989 (3 месяца).

Итак, будучи уволен из ЛВХПУ с 19 декабря 1980 года по статье 29 КЗОТ (вступление в законную силу приговора суда), он с 13 июля 1989 года вновь считался доцентом и заведующим кафедрой иностранных языков. Впрочем, Константин Маркович недолго наслаждался своей прежней должностью – вскоре он подал заявление об увольнении по собственному желанию и 14 октября 1989 года навсегда простился с Мухинским училищем, как и вообще с какой бы то ни было службой в советском (российском) учреждении.

Таинственный пятый

Как мы уже знаем, практически все наиболее важные сведения о подоплеке уголовного дела были добыты Азадовским собственными усилиями – он сам узнал фамилии сотрудников КГБ Шлемина и Архипова, участвовавших в обыске, озвучил имена их коллег Безверхова и Кузнецова и т. д.

Но оставался еще один неизвестный – «специалист», приехавший в день обыска 19 декабря 1980 года на той самой машине, которая увезет Азадовского в участок. Этот пятый, напомним, был вызван коллегами в ходе обыска, после того как были обнаружены книги иностранных издательств и коллекция фотографий русских поэтов. Фамилия его также была выписана Азадовским на листок (с милицейского удостоверения), но листок этот, как мы помним, пропал бесследно.