Читаем Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование полностью

Знать имя человека при знакомстве с ним – это уже наполовину обеспечить доброе развитие знакомства. Людям всегда нравится, когда незнакомый человек оказался настолько тактичным, что, видя тебя впервые, уважительно произносит твое имя. Это поднимает человека в собственных глазах. Особенно это важно, когда приходится знакомиться с кем-либо от имени органов КГБ. Тогда у человека сразу зарождается уважение не только к тебе, но и к организации, которую ты представляешь.

Но еще больший интерес представляет собой повесть Павла Кренёва «Гостья из-за океана», вошедшая в следующую антологию того же «узкоспециального» цикла Лениздата: «Схватка: Повести о чекистах» (1987). Основная тема произведения – контрабанда и подделки антиквариата, что, понятно, граничит с изменой родине. Повествование ведется частично от лица молодого сотрудника КГБ, которому хорошее знание английского языка позволяет выдавать себя за переводчика, обслуживающего шпионов-иностранцев. То есть версия о неглубоком залегании прототипов действующих лиц в прозе П.Г. Кренёва не только подтверждается, но в некоторые моменты прямо-таки напрашивается, особенно в контексте нашего повествования о деле Азадовского. Повесть «Гостья из-за океана» начинается сценой пограничного досмотра иностранных граждан (шпионов и контрабандистов), следующих поездом Москва – Берлин:

По вагонам пошли люди в военной и служебно-форменной одежде. Начался обычный, повторяющийся по нескольку раз за смену таможенный контроль. В шестнадцатый вагон вошли трое: пограничники – лейтенант Архипов, старший сержант Шлемин и инспектор Брестской таможни.

Нарочно такое не придумаешь! Трудно сказать, все ли герои и положения в произведениях Кренёва (Поздеева) столь же реальны, но здесь-то, во всяком случае, мы видим откровенный подарок автора своим ближайшим коллегам по Пятой службе УКГБ – Виктору Ивановичу Архипову и Владимиру Владимировичу Шлемину, которые вместе с ним явились 19 декабря 1980 года к Азадовскому. Значит, в 1987 году они уже стали героями повести о разведчиках, изданной тиражом в 200 тысяч экземпляров! Конечно, рядовой читатель вряд ли мог узнать в этих бдительных пограничниках сотрудников УКГБ ЛО, но в Большом доме – нет сомнений! – об этом знали все и, добродушно посмеиваясь, живо обсуждали находчивость своего коллеги.

Осведомленность автора, хотя и не слишком глубокая, в вопросах антиквариата дает нам основания предположить, что в Ленинградском управлении специалисты Пятой службы могли параллельно заниматься и вопросами контрабанды и культурных ценностей, что, строго говоря, входило в компетенцию Второй службы. Таким образом, мы можем найти объяснение словам Арцибушева, сказанным им на допросе 1988 года, когда он характеризовал участников обыска: «Один, я понял, связан с антиквариатом, по литературе работал, потому что его интересовало все, что связано с книгами, работал как специалист, как специалист по западной литературе». На подобные мысли нас наводит и тот факт, что замначальника Пятой службы УКГБ ЛО в 1976–1979 годах Ф.А. Мясников был в 1979 году повышен и назначен замначальника Второй службы, а в 1980-м возглавил ее.

Эрудиция Поздеева в вопросах литературы, впрочем, не поражает нас своей глубиной. Приведем пример. В ткань своей повести он вплетает шифрованное письмо контрабандистов, в котором названы «ведущие представители русского и советского символизма и высшей его стадии – акмеизма… – Блок, Белый, Вяч. Иванов, Сологуб, Брюсов, Баратынский, Гумилев, Ахматова, Мандельштам… Что ни имя – жемчужина, нет, бриллиант в короне мировой поэзии».

Сегодня эта фраза кажется довольно обычной, но в тот момент – в 1987 году – это был откровенный сарказм, да и термин «советский символизм» тоже достоин внимания. Однако главное – в том, что, демонстрируя образованность, автор вместо неведомого ему Балтрушайтиса, который должен бы стоять в этом перечне, с легкостью вписал Баратынского.

Впрочем, высокий слог повествователя довольно быстро редуцируется до «генетических выродков, которые любой ценой стремятся поставить себя выше других. До Эйнштейна, Ломоносова и Леонардо да Винчи не подпрыгнуть: скудновато с серым веществом, не одарила мать-природа талантами…». И т. д. и т. п. Дальнейший разбор поздеевской прозы оставим специалистам по истории советской литературы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука