Ответа на это обращение Азадовский тогда не получил; оно было спущено в Генеральную прокуратуру, затем в Прокуратуру С. – Петербурга и рассматривалось уже вместе с тем обращением, которое 31 октября, сразу же после появления статьи Нины Катерли, направило по тому же адресу руководство общества «Мемориал» (В.В. Иофе и С.Д. Хахаев):
27 октября в газете «Вечерний Петербург» опубликована статья Н. Катерли «Расправа» с комментарием адвоката Ю. Шмидта, посвященная истории фальсификации «дела Азадовского» 1980 года. В статье выдвинуты обвинения против ряда сотрудников КГБ: Кузнецова А.В., Николаева, Ятколенко и др. в привлечении заведомо невиновного лица (Азадовского К.М.) к уголовной ответственности с искусственным созданием доказательств обвинения (ст. 176 ч. 2 УК РФ). Просим возбудить уголовное дело в отношении поименованных в статье «Расправа» лиц.
Прокуратура твердо хранила молчание. 8 декабря 1994 года «Мемориал» повторил свой запрос. И только 23 декабря начальник отдела по надзору за исполнением законов о федеральной безопасности Н.А. Винниченко сообщил, что обращение «направлено для рассмотрения по существу в прокуратуру Ленинградского военного округа, осуществляющую надзор за законностью действий военнослужащих». Дальше опять молчание; вопрос, должно быть, оказался не из простых. 19 апреля 1995 года военная прокуратура ЛВО сообщила в «Мемориал», что «по указанию Генеральной прокуратуры РФ о привлечении к уголовной ответственности сотрудников бывшего КГБ СССР дело направлено обратно в прокуратуру С. – Петербурга». И лишь 20 июня 1995 года все тот же Н.А. Винниченко сообщил в «Мемориал» окончательное решение: в возбуждении уголовного дела в отношении бывших сотрудников КГБ СССР «отказано за отсутствием состава преступления».
Не без язвительности руководство «Мемориала» задавало тогда прокурору города В.И. Еременко следующий вопрос:
Просим уточнить, означает ли этот ответ, что по заявлению проводилась какая-нибудь проверка и факты не подтвердились (в этом случае какова оценка публикуемого в газете документа) или что, по мнению петербургской прокуратуры, фальсификация уголовного дела в принципе не образует состава преступления.
Но поскольку в 1990-е годы открытие уголовных дел вследствие подброса наркотика (патронов или иных улик) уже не было редкостью – способ, опробованный на Азадовских, оказался востребован в повседневной работе «органов», – создавать по этому поводу прецедент Генпрокуратура посчитала излишним. Лишним аргументом для прокуратуры стал и статус бывших сотрудников Ленинградского УКГБ, который с тех пор сильно изменился…
Франкфуртский международный аэропорт
Тем не менее нельзя сказать, что ситуация с опубликованием документов КГБ осталась незамеченной для наследников этой могущественной организации. Ведь не зря Азадовскому объясняли некогда в Большом доме, что подобные вещи «затрагивают честь Комитета».
Можно задаться вопросом уже иного, скорее философского плана: есть ли вообще у сотрудников госбезопасности честь и оперируют ли они когда-нибудь такими категориями, как нравственность/безнравственность и т. п.?
Александр Зиновьев в своем бессмертном произведении «Зияющие высоты» (1976) приводит интересное наблюдение над советскими людьми, занимающими номенклатурные посты: «Они суть социальные функции без человеческих примесей. Они проходят такой отбор и такую дрессировку, что в них ничего человеческого сначала не попадает, а потом совсем не остается». И если такое можно было сказать о советском чиновнике, то что уж говорить о сотруднике карательного ведомства?
Но мы видели, как мучила совесть милиционера Арцибушева, который, казалось, должен был, десятилетиями бултыхаясь в рассоле правоохранительных органов, полностью пропитаться их духом. Но вдруг выяснилось, что и у них, у «людей в погонах», тоже может взыграть совесть.
И ведь не кто иной, как бывший председатель КГБ СССР В.А. Крючков, после событий августа 1991 года писал из «Матросской тишины» М.С. Горбачеву: «Огромное чувство стыда – тяжелого, давящего, неотступного – терзает постоянно».