Идеология русской государственности. Континент Россия

Мы знаем, что именно средний бизнес с его желанием переложить на кого угодно свои риски, готов на организацию и поддержку революционных авантюр, но решительно не имеет политического мировоззрения, чтобы представить себе действительные последствия своих действий в этом направлении. Мы знаем, что крупный капитал имеет тенденцию к интернационализации и одновременно к тихому, ползучему захвату государственных структур. Заметим, что проблему эмансипации государственной власти от капитала – как среднего, так и крупного – весьма наивно и бессмысленно представлять себе как проблему борьбы с коррупцией. Любая коррупция – это анархия, в то время как капитал стремится именно захватить власть и избавиться от государства над собой. Мы знаем, что царское требование социальной нагрузки на предприятия оказалось жизненным и реализуемым; в советский период оно было выполнено – и каждое предприятие несло на себе соответствующий общественный фонд потребления, несло социальные издержки, определяло на месте точный адрес социальной поддержки вплоть до конкретного человека, чего не может сделать государство, распределяющее налоги (дотацию), поскольку оно не видит, не знает конкретных людей. Из опыта западных социальных государств (так называемого «евросоциализма»), которые оплачивают социальные расходы из перераспределения налогов, мы видим, сколь трудно в такой системе определить адекватно адрес, характер и объём социальной поддержки; кроме того, в конечном счёте эта система оказывается перераспределением средств самих трудящихся. Но мы также знаем, что чрезмерная социальная ответственность бизнеса и тотальная привязка социальной нагрузки к предприятиям может критически снизить их деловую и экономическую эффективность. На деле мы только теперь можем приступить к социальному проектированию, когда власть не принадлежит ни капиталу, ни труду, ни их компромиссу, но является гарантом существования народной империи.

Конечно, собственная валюта как показатель уровня хозяйственно-экономического развития демонстрирует «вес» не только в зависимости от достигнутого уровня комплексного и самодостаточного производства и распределения цивилизационных благ, привлекательных в том числе для других государств. Сорос, играя в чисто спекулятивную игру, обрушил британский фунт – валюту одного из самых экономически развитых государств в мире, по крайней мере по общепринятому мнению. С другой стороны, такие государства, как Швейцария, Дания и др., делают всё, чтобы их валюта не ушла в катастрофический рост (а вовсе не падение), вводят отрицательную учётную ставку (абсурдную с точки зрения натуральной трактовки денег как самостоятельной ценности). Таким образом, то, что валюта является управленческим инструментом, осознано уже многими государствами. Монополия США на управленческое использование финансовых систем подходит к концу. Не случайно предложение отказаться от доллара как от мировой резервной валюты (а значит, и универсальной валюты расчётов), осознать, что доллар импортирует кризис в ведущие экономики мира, исходит уже не только от экспертов, но и от финансовых властей Великобритании. Мир ждёт мультивалютная система.

Финансовая система, обслуживая хозяйство и превращая его собственно в экономику – на глубину монетизации, которая вовсе не должна быть стопроцентной, – должна служить хозяйственно-экономическому целому, а вовсе не наоборот. В этом состоит задача подчинения финансового капитала государству и цивилизационному воспроизводству и развитию. В то же время для среднего промышленного капитала, не имеющего ресурсов спекуляции для своего поддержания и несущего реальные риски деятельности (в отличие от финансовых институтов), валютная система должна служить основанием и механизмом снижения рисков и управления ими, быть основанием управленческого расчёта, который и берёт на себя риск деятельности (а не наоборот – источником самостоятельного риска, который может сделать саму деятельность несостоятельной и невозможной).