Идет ли богатство немногих на пользу всем прочим?

Иными словами, согласно Декарту, мы, мыслящие существа, — субъекты. Все прочее — это вещи, то есть объекты нашего мышления. Поэтому существует принципиальная разница и непреодолимая пропасть между субъектом и объектом, между мыслящим «эго» и «вещью», о которой оно думает: первое представляет собой активную, креативную сторону в их взаимоотношениях, а вторая обречена оставаться мишенью действий субъекта. Вооруженный сознанием, субъект «осмысляет» и «намеревается» (имеет «мотивы»); кроме того, он обладает «волей» к тому, чтобы действовать в соответствии с этими мотивами. Напротив, у объектов ничего этого нет. В противоположность субъектам объекты — «вещи» — безжизненны, неактивны, уступчивы, апатичны, послушны, терпеливы, выносливы, покорны и не способны на ответные действия. «Субъект» — источник воздействия; «объект» — то, на что направлено воздействие. Иммануил Кант видел «активную» сторону во взаимоотношениях между субъектом и объектом только в субъекте; вещи представляют собой объекты, которые субъект изучает и которыми распоряжается — и он же наделяет их смыслом и статусом. Бертран Рассел называл их «фактами» («сделанными», но в то же время и «сотворенными» — от латинского facere, означающего как «совершать какое-либо действие», так и «творить, создавать»).

Вещи действительно «делаются» и «творятся»; или (что для нас важнее) вещи создаются человеческим разумом — сущностью или силой, внешними по отношению к ним; именно разум придумывает вещи, производит их, наделяет их формой, дает им определение, диктует их идентичность и вкладывает в них смысл. Поскольку вещи лишены сознания, а соответственно и способности осмыслять, их смысл определяется «субъектами» — мыслящими-намеревающимися-действующими существами. Субъекты вольны наделять вещи смыслом — и они действительно делают это, определяя степень их значимости, пользы, пригодности и уместности, а в конечном счете — степень их соответствия своим целям и намерениям.

Короче говоря, пропасть между субъектом и объектом, мыслящим человеком и вещью, фактически непреодолима. Идея этой «непреодолимости», неизбежного противостояния статусов и неисправимой асимметрии в их взаимоотношениях отражает в себе общий опыт проявления власти — то есть опыт господства и покорности, командования и послушания, свободы действовать и необходимости подчиняться... Описание взаимоотношений между субъектом и объектом имеет поразительное сходство с описанием «власти», «правления» или «господства»: то, как вещи определяются, классифицируются, оцениваются и используются, диктуется реальными или мнимыми потребностями субъекта — и может быть изменено им так, как будет ему угодно. Напрашивается вывод о том, что вещи, по самой своей природе пассивные и бессловесные, существуют (где бы и когда бы это ни происходило) для того, чтобы обслуживать субъектов с присущими им активностью, восприимчивостью и способностью выносить суждения; вещи остаются «вещами» постольку, поскольку именно так обстоит дело. Они являются «вещами» не по причине каких-то своих неотъемлемых свойств, а лишь в силу своих взаимоотношений с субъектами. И именно субъекты задают эти взаимоотношения; именно они наделяют свои объекты статусом «вещей» — и удерживают их в этом статусе, не позволяя им вырваться на свободу. Для того чтобы придать объектам статус вещей, им отказывают в праве на своеволие, и в праве выбора, и в способности к своеволию и выбору — к тому, чтобы заявлять о своих предпочтениях и требовать их признания; или лишают их этого права и этой способности.

Из этих соображений должно следовать, что проблема разделения мира на субъекты и объекты в потенциале может стать источником сомнений вследствие ее однобокости; кроме того, в некоторых случаях это разделение может яростно оспариваться. А тогда, когда это происходит, данная проблема едва ли может получить определенное решение. Порой репрезентации границы между субъектами и объектами являются не более чем моментальными снимками, фиксирующими текущий и в принципе весьма непостоянный и недолгий этап в непрерывной борьбе за власть. В каждый момент этой борьбы граница между субъектом и объектом представляет собой лишь временную договоренность, приглашая к дальнейшей борьбе или к пересмотру статус-кво и отнюдь не означая окончательное завершение конфликта.