Иди и не греши

— Спаси тебя Господи, отец, — благодарил Севастьян. — Виделся ли с Корнилием?.

— Виделся, как же, — усмехнулся Дима. — Старец процветает, поклон тебе передает.

Севастьян был родом из столицы, и потому новости столичной духовной жизни его особенно интересовали. И хотя Диме уже смертельно хотелось спать, он все же охотно изложил тому все последние сплетни о московских отцах и владыках, слышать которые Севастьяну было, может, и не очень полезно, но приятно. С очевидностью свидетельствуя о суетности московской жизни Дима тем самым укреплял молодого иеромонаха в правильности совершенного выбора.

— Извини, — сказал в конце Севастьян. — Я тебя искусил, ты, наверное, отдохнуть хочешь…

— Отдохнем еще, — отвечал благодушно Дима и невольно широко зевнул.

— Пойду я, — поднялся Севастьян. — Мне с четырех утра псалтырь читать.

— Бог в помощь, — сказал Дима.

Тот уже отворил дверь, как Дима вдруг спохватился.

— Кстати, отец! Ты не знаешь, кто из наших старцев имеет визитные карточки?

— Визитные карточки? — удивился Севастьян. — А на что они тебе?

Дима достал из бумажника заветный клочок и показал иконописцу.

— Вот, хочу узнать, кому может принадлежать эта карточка?

Севастьян глянул, покачал головой, улыбнулся.

— Я знаю, кому она принадлежит, — сказал он. — Видишь эту завитушку внизу? Это я ему нарисовал. Очень ему захотелось, чтоб там завитушка была, вязью исполненная. Вот я и нарисовал.

— Кому? — спросил Дима прямо.

— Так отцу Луке, — сказал Севастьян, — благочинному нашему. А на что тебе это надо все?

— Для дела, — отвечал Дима.

Севастьян попрощался, пожелал спокойной ночи и ушел, а Дима устало упал на койку. Вопреки ожиданиям, сразу ему заснуть не удалось, потому что он невольно задумался о возможности участия отца благочинного в предполагаемой афере с кладом Гонсалеса. Отец Лука был сверстником Димы, но в постриге состоял уже пятнадцать лет, из них десять в сане священника. Диме он был симпатичен своей открытостью и приветливостью, никогда он не слышал от него резкостей, а когда следовало проявить твердость, тот совершал это с предельно допустимой мягкостью. Его любили все, даже архимандрит Флавиан, и потому заподозрить его в неподобающем поступке было трудно. Дима с ужасом почувствовал, что азарт расследования помогает ему легко преодолеть эти трудности, и он начинает подозревать всех.

Утром он проснулся по зову коридорного, который шел с деревянным билом и возглашал:

— Молитвами святых отец наших Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!..

— Аминь, — сказал Дима и поднялся.

Вместе с братией отстоял он полунощницу с каноном преподобному Ксенофонту, который именно Дима выискал в архивных бумагах монастыря, после чего отправился в библиотеку заниматься делами. Привезенные книги следовало записать, оформить и расположить соответственно чину.

Отец благочинный зашел к нему после ранней литургии, которую он служил в малой Успенской церкви на втором этаже реставрируемого братского корпуса. Настроение у отца Луки было по обыкновению приветливое, и Дима даже устыдился своих ночных подозрений. Он передал ему книгу проповедей отца Иоанна Крестьянкина, и Лука тут же присел, принялся листать.

— Дивный старец, — со вздохом сказал он. — Я у него благословение брал на монашество. Знаешь, что он мне тогда сказал?

— Что?

— На подвиги, говорит, не дерзай, но от скорбей не бегай. Скорбями, говорит, спасаться будем, вот что.

— Чего-чего, — сказал Дима с улыбкой, — а скорбей у нас хватает.

— Значит, спасемся, — улыбнулся Лука.

Он поднялся, и Дима его окликнул.

— Отец Лука! У тебя визитная карточка имеется?

— Есть, — сказал тот, — в кабинете. Зачем тебе?

— Да вот, — сказал Дима, — хотел спросить, это не от твоей ли?

Он показал благочинному клочок визитки, и тот некоторое время недоуменно изучал его.

— Похоже на мою. Откуда это у тебя?

— Темная история, — сказал Дима. — Этот клочок нашли в руке у убитой девушки.

Лука глянул на него испуганно.

— У убитой?..

Дима кратко рассказал ему о своем дорожном происшествии, и Лука только головой покачал.

— Ничего не могу сказать, — ответил он. — Есть у меня такие карточки, но моя ли это, не скажу сразу. Я тебе пришлю, ты и сравни их.

— Севастьян говорит, что эту завитушку внизу ты ему специально заказывал, — вспомнил Дима. — Она что-то значит, нет?

Лука улыбнулся.

— Это вязью писанные инициалы обители. Приглядись, это буквы Р. Б. К. П. Рождества Богородицы Ксенофонтова пустынь.

— Почти ВКП (б), — усмехнулся Дима.

Тут раскрылась дверь, и в библиотеку заглянул монах Киприан, водитель монастырской «Волги», на которой обычно выезжал отец-наместник.

— Батюшка Лука, — позвал Киприан. — Там человек скандалит!..

— Что такое? — испугался благочинный.

Из-за спины Киприана кто-то произнес:

— Я не скандалю, я призываю вас к рассудительности, друзья мои! Всему есть предел, знаете ли!

Киприан вошел, а следом за ним в комнату вступил седой мужчина, одетый в кожаное пальто с меховым воротником, в темных очках и с меховой шапкой в руке.

— Я прошу прощения, — сказал он. — Вы наместник?

— Я благочинный, — отвечал кротко отец Лука. — Что случилось?