Иди и не греши

— Даже не знаю, — вздохнул наместник. — Владыка Геронтий простой, как младенец, ему секретарь нашепчет всяких мерзостей, он и верит. Чую, грядут потрясения в нашей благословенной обители.

— Да ладно, — усмехнулся Дима. — Сколько я тебя помню, ты все потрясений ждешь.

— Послушай, Димитрий, — сказал Дионисий чуть нервно. — Ты вообще как думаешь, будешь ты когда-нибудь сан принимать?

— Знаешь же, — с неохотой отвечал Дима. — Недостоин я.

— Я серьезно, — сказал Дионисий. — Понимаешь, из тебя начинают делать какую-то одиозную фигуру. Чуть ли не в любовники ко мне причисляют.

Дима сразу помрачнел.

— Кто? — спросил он. — Архимандарин, что ли?

«Архимандарином» он называл архимандрита Флавиана, и кличку эту придумал вовсе не он, она шла за почтенным преподобием с его бывшего места службы. В бытность свою почти самодержавным наместником тот был вовсе не столь духовен, как нынче. Именно от него, от Флавиана, надвигалась на мирную жизнь обители тень смут и раздоров.

— Нет, — сказал Дионисий. — В епархии об этом шушукаются и, как я понимаю, с подачи нашего почтенного эконома.

Дима только головой покачал.

— Опять мне съезжать, что ли? — с досадой сказал он. — Вот же искушение-то!.. И чего людям спокойно не живется, а?

— Того и не живется, что бесы мучают, — буркнул Дионисий. — Вот я и подумал, может, ты и соберешься на постриг, а? Этим мы сразу заткнем рты всем клеветникам.

— Ты серьезно? — удивился Дима. — Разве обеты так принимаются? Очнись, старче, это же подвиг все-таки!..

— Да понимаю я все, — произнес Дионисий с легким раздражением. — Подставляться не хочется, понимаешь? Фотий давно зубы на меня точит, сожрет ведь!..

— Ты к старцу сходи, — посоветовал Дима. — Он тебе напомнит о существе монашества… Вижу я, очень тебе понравилось в наместниках ходить, да?

— Да что ты такое говоришь, — смущенно пробормотал Дионисий. — Разве я о себе?.. Представь, что здесь будет, если придет тот же Никон, или, не приведи Господь, Флавиан?..

Дима пожал плечами.

— На все воля Божия, отчик. Придет Никон, значит, так и надо нам за грехи наши, ведь так?.. И пойдем мы с тобою на пару по городам и весям, рубище наденем и будем народ к покаянию призывать…

Дионисий усмехнулся.

— Так-то оно так, — сказал он. — Но ведь это нам сказано: «Будьте мудры, как змии».

— «…и кротки, как голуби», — закончил Дима. — Ты будешь в нашей паре змеей, а я — голубем.

— Все балагуришь, — вздохнул Дионисий. — Ладно, держи меня в курсе дел.

— Погоди, — остановил его Дима, видя, что наместник собрался уже уходить. — Так ты меня благословил на расследование, или как?

Дионисий только отмахнулся и ушел. Дима усмехнулся, пожал плечами и пошел в библиотеку.

Во второй половине дня они с Леонтием продолжали заниматься систематизацией новых поступлений, хотя таковых было и не так уж много. Большей частью работа их сводилась к беседам на душеполезные темы, Леонтий интересовался историей церкви, уставом, апостольскими правилами, и Дима ему обо всем этом неспешно рассказывал, продолжая заполнять карточки и учетные книги. Часов около трех к ним заглянул игумен Елеазар, сухонький и невысокий старичок, весьма строгого нрава и твердый по характеру. Еще совсем недавно старец занимался отчиткой, молитвами своими изгонял бесов из болящих, и так успешно, что снискал на этом великую славу. Именно от этой славы он и сбежал в дальнюю Ксенофонтову обитель, где хоть и продолжал свои отчитки, но уже в меньшем объеме. При всей своей непрезентабельности и даже косноязычии Елеазар производил на знающих его людей впечатление обворожительное, и потому даже сюда к нему ехали многие духовные чада. К старости игумен стал себя чувствовать совсем плохо, многие исцеленные им болезни на него и перешли, и еще лет восемь назад обследовавшие его врачи не давали ему и года жизни из-за каких-то особо злокачественных метастаз. С тех пор он и умирал, продолжая между тем и отчитывать, и лечить, и наставлять. Вот и теперь направлялся он в отпуск в дальнюю поездку опять через московскую лечебницу, где его духовное чадо, известное медицинское светило, не уставало удивляться его живучести.

— Слышал я, ты теперь вместо меня псалтырь читать будешь? — спросил Елеазар отрывисто, как он обычно и говорил.

— Благословите, отче, — склонился Дима.

Елеазар без слов его благословил, а потом попросил:

— Помянник мой почитаешь?

— Конечно, — сказал Дима.

— Больные там, разные, — пробурчал Елеазар.

— Вы надолго уезжаете? — спросил Дима.

— Авось вернусь, — буркнул Елеазар. — Нужен я тебе, что ли?

— Кто знает, — пожал плечами Дима, знающий, что старец проявлений чувств не любит, а предпочитает разговор деловой. — Вдруг и я заболею.

— Ты еще нескоро заболеешь, — отвечал Елеазар с усмешкой.

— А я, отец Елеазар? — тут же встрял Леонтий.

— А ты уже больной, — сказал ему старец. — Огурцы соленые жрешь без удержу… Разве же это не болезнь, а?

Он шутил, и Дима с Леонтием рассмеялись. Всякий раз, беседуя со старцем, Дима ясно ощущал близкое присутствие волшебства. Тот и мысли мог угадать, и совет неожиданный дать.