Иди и не греши

Кассеты я сложил в сумку, а сам отправился в столовую на обед. По дороге мне пришлось разбирать тяжбу между водителем моей персональной «Волги» и режиссером Эдиком Юрзиновым по поводу выезда на съемки. Водитель уверял нас, что имеет право выезжать из гаража только со мной в салоне, и я в очередной раз пообещал уволить его без всяких пособий, если он будет лениться по-прежнему. До меня уже доходили слухи, что основным источником его доходов является торговля казенным бензином, но сосредоточиться для разбирательства не хватало времени.

Валера Хабаров появился прямо в столовой и подсел к моему столику.

— Здравствуйте, — проговорил он сипло. — Приятного аппетита.

Я поднял голову.

— Ага, — сказал я, — проснулся? Доброе утро, сынок.

Он шмыгнул носом.

— Извините, — сказал он. — Но я лег спать только в восьмом часу.

— А что ты делал до того? — заинтересовался я.

— Работал, — буркнул он.

Некоторое время я молча черпал ложкой суп и отправлял его в рот.

— И есть результат? — спросил я наконец.

— Есть, — он положил на стол папку. — Вот!

Я отставил тарелку с супом, вытер рот салфеткой и раскрыл папку. Там было двадцать пять страниц машинописного текста, не так уж плохо для ночного бдения.

— Так, — сказал я. — Расстрел отменяется… Пока я это буду читать, ты должен послушать музыку, предложенную нашим музыкальным редактором. Кассеты в моей сумке в кабинете, а магнитофон с наушниками у звукооператоров. Вперед!

Он кивнул и ушел.

Читать рукописи в моем кабинете было просто невозможно из-за постоянного присутствия посетителей, и потому я ушел в нашу студийную библиотеку, чудом уцелевшую в стихии разнообразнейших сокращений, и там уселся с папкой Хабарова. Творческий порыв молодого коллеги мне нравился, оставалось поставить ему оценку.

С первых страниц я был покорен его фантазией, и весь сценарий проглотил чрезвычайно быстро. Это могло бы быть шикарное шоу с глубоким внутренним смыслом, но Валера совершенно не связывал себя финансовыми соображениями. Его замысел вполне пригодился бы для Голливуда, но на Нижнереченском областном телевидении раскрутить все эти переливы было весьма проблематично. Мне предстояла неблагодарная роль экзекутора на сценарии, который мне нравился.

Чтение и размышление заняло у меня чуть более получаса, но, когда я вернулся в кабинет, Валера уже сидел там перед стопкой кассет.

— Это невозможно слушать, — заявил он раздраженно. — Это сплошной грохот и вой.

— И что, совсем ничего не различается? — спросил я участливо.

Он покачал головой.

— Эта музыка медитационная, — сказал он авторитетно. — Слушатели ее впадают в беснование и потому искренне не понимают, когда другие ее отторгают. У них это называется заводиться.

— И это говоришь мне ты! — воскликнул я. — Ты, кто предлагает прекрасную идею пародийного переосмысления всех культурных явлений! Неужели нельзя включить это самое беснование в твою схему?

Он растерянно заморгал.

— Вам понравилось?

— Да, — сказал я. — Мы будем это делать. Разве что со сценой на Ниагарском водопаде возникнут проблемы, а в остальном…

— Я уже думал над этим! — вскочил он в азарте. — Есть классный американский фильм про Ниагарский водопад, можно использовать хромокей…

— Это хорошо, что ты над этим думал, — сказал я. — Потому что именно тебе все это воплощать.

— Мне? — растерялся он.

Я кивнул головой. Эта идея пришла мне в голову только что, но я сразу понял, что это решение проблемы.

— Но я же не режиссер!

— Ладно тебе, — сказал я. — Ты же ВГИКовец!.. А то ты не знаешь, как это все делается?

Он помолчал. Было видно, что идея его греет, но он все еще не решался.

— Официально будет считаться, что всем руковожу я сам, — сказал я. — Но в конце все станет на свои места, и в титрах будет твое имя.

— Зачем эта конспирация? — чуть настороженно спросил он.

— Затем, что у меня в деле работают полтора десятка режиссеров, и они будут чрезвычайно задеты, если узнают, что недоучившийся выскочка получил эту программу.

Он кивнул головой:

— Конечно. Я не могу не согласиться. Это выше всех моих ожиданий.

Этим он мне еще больше понравился.

— И главное, — сказал я, — тебе может решительно не нравиться вся эта музыка, но ты обязан найти ей место в нашей работе. Твой сценарий прекрасен, а теперь давай вставлять в него наши творческие силы.

Он кивнул.

— Я готов.

Я не прогадал, этот парень относился к творчеству, как и я сам. Сначала дело, потом снова дело, потом снова дело, а амбиции и удовольствия где-то там, на двадцать пятом месте.

— Поэтому забирай всю эту бесовщину, — я кивнул на кассеты, — снова их прослушай и найди все-таки для них применение.

Он вздохнул, без слов забрал кассеты и ушел.

Часа в четыре генеральный директор вернулся из администрации и срочно вызвал меня к себе по телефону. Когда я вошел в кабинет, он поднялся ко мне навстречу, горячо пожал руку, а потом сам закрыл дверь.

— Сенсационная новость, — сообщил он, сияя.

— Я уже в нетерпении, — сказал я, оставаясь внутренне холоден.