Иди и не греши

— Это был процесс об опеке, — возразила Герта. — Никто не покушается на состояние мальчика, но мы могли бы полнее выразить его интересы. Мари неправильно поняла наши мотивы, и от этого возникли прочие недоразумения.

Время было позднее, я пожелал ей спокойной ночи и удалился на кухню, чтобы дать ей возможность улечься. Она попросила у меня пижаму, и мне пришлось объяснять, что подвижники в нашей стране пижамами не пользуются. Она извинилась и объявила, что будет спать голой. Я сделал вид, что не расслышал это заявление.

Молитвы я прочитал на кухне кратким чином, потому что устал и хотел поскорее заснуть, и потом в темноте постелил себе на диване и плюхнулся спать. Конечно, я ждал каких-то поползновений со стороны иностранки, и это некоторое время мешало мне окунуться в здоровый сон, но иностранка оказалась нравственнее меня и от поползновений отказалась, хотя и спала голой. Я поерзал на диване и заснул.

Когда я проснулся утром, она была уже одета и даже приготовила легкий завтрак, поджарив на сковороде гренки и сварив кофе. Еще я обратил внимание, что на кухне все было убрано, и выразил своей гостье за это дополнительную благодарность.

— Мне было приятно спать у вас, — сказала Герта. — Я сама не очень религиозна, но я уважаю людей религиозных.

Мы вышли вместе, и я перед тем, как отправиться на студию, заехал с нею в гостиницу «Саванна», где нашу гостью быстро и без проблем устроили в номере люкс, а потом мы отправились к Марине. Там царило все то же нервное напряжение, и я, приободрив примадонну обещанием скорого разрешения ситуации, отправился на работу.

Мне предстояло объяснение с директором, который вызвал меня сразу, как только я появился, но ввиду чрезвычайных обстоятельств это объяснение не представляло для меня проблем. Я изложил Максиму Ивановичу весь ход дел в семье Марины Рокши, и он был потрясен.

— Губернатор уже знает, — сказал я. — Вся милиция поднята на ноги, так что можете себе представить.

— Кошмар какой-то! — возмущенно воскликнул Глушко. — Распустился народ, честное слово… В наше время таких похищений не было!

— Да, славное было время, — вздохнул и я, который в то «славное» время был под надзором «большого брата» за свои подпольные сочинения.

— Мы еще долго будем о нем вспоминать, — глухо пробормотал директор.

По вопросу моей новой программы рекламного дела он высказался уклончиво, и, как я понял, против нее поднялось большинство директоров. Я предлагал создать на телевидении особое рекламное агентство, акционерами которого считались бы все дирекции и службы, и таким образом жирный пирог рекламных вливаний должен был бы делиться на всех. Но директора воспротивились этому начинанию, заподозрив в нем невесть что, дело рекламы оставалось все в том же хаотическом состоянии, когда производители подчас получали сверхприбыли, а техническая служба оставалась на средней зарплате. Исходя из жлобского интереса, мне было так безусловно выгоднее, и старался я вовсе не для себя. Во всяком случае, я мог спокойно умыть руки, потому что со своей стороны сделал максимум того, что мог. Следующим шагом было бы просто раздавать деньги на улице.

В эту среду начинались съемки очередного «Караван-сарая», передачи, исполненной импровизаций и находок. Атмосфера на передаче была самая дружественная, участниками были молодые эрудиты и острословы городских институтов, и уже стал сколачиваться настоящий клуб, председателем которого вне всякой конкуренции являлся я. Мне было интересно вариться в этой атмосфере юношеского энтузиазма, и потому я с охотой участвовал в съемках. Но в этот день меня сорвали в самый разгар предварительных репетиций, и поучаствовать в съемках мне не удалось.

Меня вызвали к телефону, и на сей раз со мной разговаривала сама Марина.

— Паша, — сказала она глухо. — Приезжай. Они прислали письмо.

— Маша, милая, — сказал я. — Вы что, не сможете прочитать письмо без меня? Я подъеду вечером, клянусь. У меня сейчас съемки.

— В этом письме упоминается твое имя, — сказала Марина. — Они хотят, чтобы посредником был ты.

Ответить мне на это было уже нечего, я глубоко вздохнул и сказал:

— Чтоб они сдохли!.. Я еду!

Произнесенное мною проклятие, хотя и носило бытовой характер, все же было грубым нарушением исповедуемого мною кодекса поведения, и я отправился на квартиру Марины, сокрушенно читая по памяти покаянный псалом. Меня встретил Вадим, в квартире, кроме Марины и бабушки, был только незнакомый мне молодой майор милиции, а Света с Гертой отсутствовали.

— Здравствуйте, Павел Николаевич! — радостно встретил меня майор. — Мне Залесский про вас много рассказывал. Майор Кремнев Андрей Сергеевич, из областного управления. Дело теперь поручено мне.

Мы сели за стол, и Марина передала мне полученное письмо. Там ровным и аккуратным почерком было написано следующее: