С тех пор прошло, наверное, лет тридцать, а Нина всё готовится к смерти. Говорят, она теперь монахиня в тайном постриге и подвижница во Христе. Тайну продлившейся жизни Нины трудно объяснить на языке земных понятий, но преподобный Ефрем Сирин утверждает: «Смерть боится приближаться к боящемуся Бога». А ещё в ободрение людям преподобный Оптинский старец Амвросий говорил: «Господь долготерпелив. Он тогда только прекращает жизнь человека, когда видит его готовым к переходу в вечность или же когда не видит никакой надежды на его исправление».
* * *
С годами архимандрит Адриан болеет всё чаще. Вот и сейчас по очереди проносится слух: у батюшки опять поднялась температура, и врач запретил продолжать приём. Очередь волнуется, и волнение усугубляется тем, что снова появляется Лидочка и просит пропустить её к старцу «на секундочку».
— Только через мой труп! — преграждает ей дорогу Катя.
— Мы из Сибири к старцу приехали и не можем попасть. А ты? — возмущаются сибиряки.
Но Лидочка не унимается и стучит в окно кельи:
— Батюшка, родненький, меня не пускают к вам!
— Чего тебе, Лидочка? — выходит на крыльцо отец Адриан.
— Батюшка, я взяла сейчас билет на автобус, а благословение на дорогу у вас не взяла.
— Сдай билет на автобус. Поедешь поездом.
— Нельзя мне поездом, — горячится Лидочка. — Поезд приходит в одиннадцать утра, я на работу опоздаю! Начальница меня живьём съест и...
— Поедешь поездом, — пресекает эту дискуссию батюшка и тут же отходит к местным женщинам, благословляя их на сбор ягод.
О сборщицах ягод я расскажу чуть позже, но сначала о Лидочке. Она действительно поехала поездом, по-детски доверяя опыту святых отцов, утверждающих: как авва благословил, так и надо поступать. И как хорошо, что есть это доверие, потому что наутро пришло страшное известие: в автобус, на котором собиралась ехать Лидия, врезался пьяный водитель КамАЗа, и было много крови и жертв.
— Приму лишь тех, кто уезжает завтра, — объявляет с крыльца отец Адриан, приглашая в келью почему-то и меня.
«Иди за ним!»
Заходим в келью впятером под шёпот келейника: «Заболел батюшка. Мы из Пскова уже „скорую" вызвали, чтобы госпитализировать его. Не задерживайте батюшку, а?» Но и без слов келейника видно — батюшке плохо, и благословляющая рука обжигает огнём. Все стараются говорить кратко, и лишь один инок разливается соловьём:
— Ещё святитель Игнатий Брянчанинов писал, что истинных старцев уже не стало, и даже в монастырях не владеют Иисусовой молитвой.
— Покороче можно? — шепчет келейник.
— Ну, если вкратце, то ещё святые отцы утверждали: «Не все в монастыре спасаются, и не все в миру погибают». Вот у нас в монастыре не братия, а братва, и отец наместник — дракон.
— Значит, хочешь уйти из монастыря? — спрашивает батюшка. — А знаешь ли, брат, что монах, покинувший свой монастырь, приравнивается к самоубийце и даже лишается христианского погребения?
— Мама болеет, — сникает инок, — и просит вернуться домой.
— Вот и меня мама о том же просила. И была, брат, такая история...
Впрочем, эту историю я уже знаю от московских знакомых старца. А дело было так. Однажды отец Адриан получил от матери слёзное письмо, где сообщалось: сгорел их дом, живут теперь в землянке. А в землянке в дожди вода по колено, и тяжело заболела мать. Вот и умоляла мать сыночка хотя бы на время оставить монастырь, заработать денежку и построить им дом, ибо помощи ждать больше не от кого. Из монастыря отец Адриан тогда не ушёл, но денно и нощно молил святителя Николая Мирликийского помочь его больной матери.
Долго ли молил, не знаю, но вдруг приносят ему сумку с деньгами, а в сумке записка с просьбой передать эти деньги матери монаха, у которой сгорел дом. Кто прислал эти деньги — до сих пор неизвестно. Но когда, купив дом, мать отца Адриана стала осматривать его, то обнаружила на чердаке большую икону Николая Чудотворца, и Святитель улыбался ей.
Тяжело тебе, брат, понимаю, — утешает батюшка инока и суёт ему в карман свёрток с деньгами. — Тут мне денежки передали, а ты матери их перешли, чтоб лекарства самые лучшие и питание хорошее. Главное, веруй — не оставит Господь!
— Погибаю я, батюшка, — плачет инок. — Хочу спастись, а осуждаю всех.
— А на это вот что скажу...
Но договорить им не дают — приехала «скорая». А батюшка всё силится продолжать приём, обращаясь теперь ко мне:
— Прошу, ответь на это письмо.
Беру у батюшки нераспечатанное письмо от знаменитой спортсменки-чемпионки, из которого позже узнаю: после травмы позвоночника её парализовало. Никакое лечение не помогает, но в Бога она верует, крещена ещё во младенчестве, и знакомый священник причащает её на дому.
— Напиши ей, — диктует ответ батюшка, — что она некрещёная. А что крестили её во младенчестве, она ошибается. Теперь многие ошибаются так. А после Крещения ей полегчает, и, глядишь, на поправку пойдёт.
— Батюшка, но вы же не прочитали письмо и даже не распечатали его! — недоумеваю я.