Сухие губы прижались к воспаленной коже на кончиках моих пальцев. Ласково обожгли дыханием. Поцеловали второй раз. Третий. Коснулись места пульса. Неотрывно глядя исподлобья, Падальщик усмехался.
– Нельсон!
Происходящее было совсем не трогательным, даже не условно-церемонным. В этих полных удивительной осторожности поцелуях был скорее отголосок вызова на дуэль. А я не знала, как стрелять.
– Мне никогда не спасали жизнь. – Он коснулся губами ладони, по-кошачьи потерся об нее щекой. – Я к этому не привык. И… – так же резко и неожиданно он выпустил меня, – не собираюсь привыкать.
– Здраво. В следующий раз я вас скорее добью.
– Ловлю на слове.
Пройдя через гостиную, он рухнул на диван и развязно задрал ноги в грязных сапогах на чудесную резную спинку. Я некоторое время смотрела на него, машинально прижимая ладонь к груди. Чем бы запустить в эту скотину… но запустить было нечем, кроме трости. И я примирительно покачала головой.
– У кого еще нет страха, да и мозгов заодно…
– Мисс Белл! – Молли переступила порог комнаты. Она несла кастрюлю на длинной ручке и коробку, в которой были пузырек с йодоформом, марля и бинты. – Вам нехорошо?
– Все в порядке, – натянуто ответила я, прислоняя трость к стене и забирая медикаменты. – Ничего не нужно, иди. Спасибо большое.
– Эй, а вы, сэр, ноги с дивана! – рыкнула сыщику пожилая горничная. Тот вздрогнул от окрика, но подчинился.
Дверь закрылась. Я подошла и опустилась с Нельсоном рядом. Он теперь лежал, прикрыв глаза и запрокинув выбритый подбородок; черные спутанные волосы упали на лоб. Я небрежно убрала их и потянулась к рубашке.
– Не станете вырываться, если я осмотрю ваше плечо?
Он задумчиво глянул на меня снизу вверх, но не ответил.
– Какая ирония. – Расстегивая пуговицы, я усмехнулась: – Вчера вечером вы помогали мне одеться. Сегодня я вас раздеваю.
– Верите в индийские учения? Колесо сансары? – вскинул брови Нельсон, приподнимаясь и самостоятельно снимая рубашку.
– Не особо, – покачала головой я, внимательно исследуя его бледный подтянутый торс. В одном месте я слегка надавила на ребра. – Больно? Они у вас тут странно расположены. Тигр?
– Старый перелом, – равнодушно отозвался сыщик, следя за моей ладонью. – Срослось.
Я начала осматривать плечо; несколько неглубоких, но длинных ран по-прежнему кровоточили. Я взяла немного марли и, намочив, принялась промывать их. Сыщик прикрыл глаза. Я невольно снова остановилась взглядом на его лице. Оно наконец стало похожим на лицо живого человека; в оранжевом свете, который давал огонь камина, Нельсон выглядел усталым и расслабленным. Иногда выразительные губы слегка кривились от боли. Взяв другой кусок материи, я обработала его антисептиком и прижала к ранам, предупредив:
– Сейчас будет очень…
Но Нельсон уже дернулся, зашипел, и я спешно уперлась второй рукой в его грудь.
– К сожалению, это единственное, чем я могу обеззаразить. Если боитесь столбняка, тут недалеко до больницы. Там уже есть эта новая сыворотка…
– Которая наверняка отправляет на тот свет быстрее, чем заражение крови, – хмыкнул сыщик. – Не очень-то я доверяю японцам[20]
и их изобретениям. Хватит йодоформа. Но как это, черт возьми, больно.– Хотите, я принесу вам бренди для поднятия духа? – щедро предложила я, накладывая бинт. – Отца нет уже столько лет, а бутылка в кабинете еще стоит. Он был бы…
– Не люблю алкоголь, мисс Белл.
Для меня это был уже невесть какой по счету довод в пользу того, что Падальщик чокнутый. Я закрепила повязку и поднялась.
– Хорошо. Я принесу его себе. Мне тоже надо поднять дух.
На самом деле мне хотелось побыть наедине с собой и привести в порядок мысли. Точнее, сделать так, чтобы окровавленные ноты, и раненый Дин, и освежеванный труп, и Нельсон с его сомнительными поцелуями не занимали в голове столько места. На пороге кабинета я прижала к груди руку, которую Падальщик целовал, и зажмурилась. Кожу отвратительно жгло. Может, у сыщика ядовитая слюна? Хмыкнув, я открыла глаза и наконец огляделась.
Как давно я не была здесь, наверное, с похорон отца. Казалось, ничего не изменилось с тех пор, как излишняя тяга к обильной пище, алкоголю и неумеренной работе сгубила его сердце. В кабинете даже пахло, как когда он был жив, – вишневым табаком и алкоголем.
Я тоже курю этот табак уже шесть лет. Я очень скучаю по папе.
– Слушай, амазонка. – Папа легко подбросил меня в воздух и поймал. – Какая ты у меня легкая. Ты ведь амазонка?
– Не хочу быть амазонкой! – взвизгнула я, снова взлетая. – Хочу быть Мэри Леджендфорд!
Он рассмеялся и прижал меня к себе. От воротника пахло вишней. Крепкой табачной вишней, от которой я сморщила нос.
– Тем более. Слушай, моя девочка. – Он зашептал мне в ухо, щекоча его усами. – Из тебя выйдет толк. И ты обязательно должна приглядывать за сестрами. Они пошли в маму, а ты в меня.
– В тебя? Значит, ты меня больше любишь?
– Хитрая. – Он рассмеялся. – Я люблю вас всех.
– Так нечестно! Тогда Джейн пусть приглядывает, она старше.
– А ты храбрее, – серьезно ответил он. – И да. Да. Я люблю тебя больше. Только… это будет секрет.