Иди на мой голос

Я запомнила очень хорошо. Слова часто звучали в голове, особенно когда я засыпала. Засыпала в доме, где больше не осталось ни одного существа, которое любило бы меня больше других, – не считая Молли.

Я прошла к большому буфету; в створках дверец звякнуло цветное стекло. Я взяла знакомую толстопузую бутылку, оплетенную сеткой. Отец любил ее – говорил, что подарили пираты. Конечно, это была шутка, одна из его чудесных шуток. Все его шутки были чудесными, кроме одной – когда я подумала, что в кресле он притворяется спящим, а он умер.

Я прислонилась лбом к витражу дверцы и крепко зажмурила глаза.

– Мисс Белл? – Знакомый голос окликнул меня. – Вас долго нет. Вы… лезете в шкаф?

Я неожиданно для себя глухо засмеялась. Не оборачиваясь, выпрямилась, вынула из бутылки пробку и сделала глоток. После этого я наконец подошла к Нельсону.

– Да, именно так.

– У вас лицо мокрое, – сказал сыщик и неожиданно тихо добавил: – Из-за сестры плакали?

– Я не плакала. – Я снова заставила себя усмехнуться: – Просто в шкафу идет дождь.

– Тогда в следующий раз возьмите зонт. – Он стер слезу с моей щеки. – Простите, если помешал прогулке.

Он развернулся и пошел вниз. Некоторое время я бездумно смотрела на его голую, покрытую родинками спину, потом направилась следом, сделав по дороге еще пару глотков бренди. В гостиной мы снова сели на диван, и теперь я занялась царапинами на правой стороне лица сыщика. Промывая их, я не удержалась от шутки:

– Знаете, красивую мордашку иметь не лучше, чем выразительный голос.

– Никогда не простите мне того комплимента? – поинтересовался он.

– Никогда, – кивнула я, и мы замолчали. Лишь снова взявшись за антисептик, я попросила: – Зажмурьтесь. Не хочу, чтобы глаза вы все-таки лишились. И ради вашего же блага не дергайтесь.

Он не ответил. Я коснулась ран смоченной в растворе марлей. Нельсон поморщился, но вырываться не стал: видимо, внешностью он дорожил, а может, догадывался, что при малейшем сопротивлении я просто оглушу его чем-то тяжелым и все равно долечу.

– Как думаете, – вдруг спросил он. – Блэйк действительно любил вашу сестру?

Рука дрогнула. Начиная обрабатывать царапину над бровью, я ответила:

– Я никогда не узнаю. Но у него в комнате были ее картины. Ее портрет. И… она была счастлива последние недели. Как никогда. Я верю, что ее он убил только из-за жуков, как он и написал в том своем…

– Лучше бы вместо этих сантиментов… осторожнее, больно… рассказал о сумасшедшей, что заставляла его совершать преступления.

– Он боялся, – возразила я. – Подставлять нас под удар. Он считал, что мы не сможем ее остановить. А ведь я чувствую, она еще объявится. Леди.

– Буду ждать. – Губы Нельсона скривились. – Кем бы она ни была, я ее поймаю.

Мы снова замолчали. В тишине, нарушаемой треском пламени, было что-то угрожающее, и я ее нарушила:

– Знаете, это, наверное, была ее первая любовь. Та самая, которая не забывается, если после нее остаешься жив.

– И этой любви оказалось мало, чтобы побороть яд каких-то жуков?

Я убрала марлю. Сыщик открыл сначала один глаз, потом другой. Тут же он снова страдальчески скривился, и я, чуть наклонившись к нему, начала дуть на раны.

– Так что же? – наконец снова спросил он.

– Мистер Нельсон… – я пристально посмотрела на него. – Если вы из тех, кто искренне верит в абсолютную силу любви, то я сильно ошиблась на ваш счет.

Я была уверена, что не на шутку его уязвила, но неожиданно он не сострил в ответ, а только мрачно покачал головой.

– Да, мисс Белл. – Голос звучал глухо. – Верю. Любовь – ирония, она же волшебство. Я никогда не испытывал ее, только разные… увлечения. Наверное, настоящая любовь, как и настоящий талант, – единственные вечные вещи этого мира. Но существуют они для избранных, и я к ним не отношусь. Вашей сестре и Блэйку не повезло точно так же.

Я выпрямилась и, взяв немного марли, начала обрабатывать свои руки. Потом, вспомнив кое-что, тихо сказала:

– Я никогда не была согласна с такой позицией, это… наивно. Если Блэйк хоть какое-то время давал Хелене смысл жизни, я готова признать их любовь настоящей. Рассуждать о вечных чувствах прекрасно, но заботиться о ком-то прямо сейчас труднее и нужнее.

– Поэтому я не рассуждаю. – Сыщик забрал у меня марлю. – Правда, и с заботой у меня не лучше. Вы разбили лоб, когда падали. Зажмурьтесь.

Я подчинилась и почувствовала неприятное жжение. Обрабатывая царапины, Нельсон взял меня за подбородок.

– Часто ранитесь?

Я открыла глаза и увидела его бледное лицо совсем близко. Посчитала родинки. Семь штук.

– Не очень. Обычно мне везет.

– Пусть везет и дальше. – Он подул на царапины и отстранился.

– Спасибо. Знаете, последним, кто делал это для меня, был папа.

Ответить он не успел. Дверь открылась. Комнату заполнил знакомый голос.

– Итак… ты пришла.

Мать стояла на пороге. Она даже не сняла меховое манто и выглядела сильно промокшей. Хмурясь, она перевела взгляд с меня на Нельсона.

– Вам есть, что мне сообщить? Вы… клали ноги на мой диван?

– Убийца вашей дочери найден, – произнес Нельсон. – И он уже мертв.

– Прекрасно, это все, что мне нужно было знать.