Иди со мной

Мама высмотрела это платьице в доме моды на улице Танкистов, по дороге в свое учебное заведение. Оно было ну прямо словно из сказки, такое не похожее на пастельных цветов свитера, угловатые плащи, на пчелки, спутники и другой отстой. К тому же, лежало на ней словно вторая кожа, бабушкин жемчуг идеально подходил бы к нему, одним словом – эта прекраснейшая шмотка была свободной от всяческих недостатков, кроме одного.

Речь, вы же понимаете, в цене.

Дедушка, враг всяческих излишеств, работал бы на это платье целый месяц. Мама повторяет, что ей, чтобы это платье купить, нужно было бы только выиграть в "Янтарь". Только в счасливые случайности ее отучили верить. Судьба, как говорят, играет краплеными картами.

В общем, все остановилось на том, что мама заходила на улицу Танкистов раз, может, два в неделю, мерила платье перед зеркалом и строила дурацкие гримасы. Так она поступала до тех пор, пока продавщица не попросила, чтобы мама, по крайней мере, показала деньги. Я спросил, зачем ей, собственно, это было, нужно, так лазить за этим платьем, на что она ответила что-то вроде:

- Представь себе, милый, что внезапно в твоей жизни появляется кто-то, кто исполняет мечты, а к тому же дарит тебе те чудеса, о которых ты даже боялся подумать. И ты становишься, безоружный, в громадном счастье. Так оно и есть, и своего мнения я не поменяю.

Об Интер-Клубе

Я всматриваюсь в фотографию своего папы.

Мама достала ее из альбома, где она лежала среди других неведомых мне фотографий. Между листами, когда она перелистывала их своими тонкими пальцами, я мельком заметил засушенные цветы, листья, ленточка.

Этого альбома в детстве я не видел. Скорее всего, мама наделала дома самые различные тайники.

У папочки брови – словно густые кусты, глаза темные, будто кадки с пивом, в свою очередь – точно такие же, как и мои, и склеенные губы, перечеркнутые глубоким шрамом. Он начинается от щеки и спускается на подбородок. По бокам густых волос торчат обезьяньи лопухи ушей.

Но, несмотря на эти уши, мужик он красивый, сказать нечего. Сегодня народ за охрененные бабки делает себе такие шрамы ради прикола.

К тому же ему, вроде как, не хватало зубов, чего на снимке не видно. Половина челюсти черная, что твой грех.

Папе было тридцать пять лет, так что он был самым младшим командиром миноносца во всех Советах. Говорили, что он быстро сделается адмиралом, возможно, даже командующим всем советским флотом. Что-то не срослось, и я даже знаю, кого в том винить.

Я стою перед зеркалом и зыркаю на фотографию отца в мобилке. Мама в жизни не отдала бы оригинал. Ну, и не знаю… Похоже на то, что от старика я унаследовал глаза и уши. Ну ладно, особенно глаза. Из этого еще ничего не следует. У массы людей именно такие глаза: большие и темные. И все же я пялюсь: на себя, на него. Хватит. Возвращаюсь к написанию. С собой со столешницы забираю горстку сушеных селедочных филе, союзников всяческих раздумий.

Из того, что говорит мама, "Интер-Клуб" был в какой-то степени тем, чем "Новосопотская"[11] сейчас, только еще круче, да любая девушка преисподнюю убрала бы, чтобы попасть туда.

В баре там наливали спиртное, привозимое со всех континентов, пели девицы из музыкальной школы на Шенвальда, а на втором этаже крутили американские фильмы с побегами и перестрелками. Вся штука заключалась в том, что впускали туда только моряков, охотнее всего – валютных.

Мама обманула Вацека, что учебы навалом, разбила три яйца, белками смазала лицо, плотно прикрыла одеяло и залегла на раскладушке. Да дед коньки бы отбросил, увидев, как его единственная дочка творит из себя богиню. Бабушка, в свою очередь, попрощалась с ней словами:

- Доченька, везет же Вацеку.

Мама по старой привычке хотела бежать на автобус, но под домом уже ожидала черная "варшава"[12] с работающим двигателем. Русак, тот же самый, который принес цитрусовые, стоял, опираясь на крышу, и шмалил "беломор".

Звали его Платоном. Мама вспоминает о нем с огромной печалью, она буквально давится этим именем. Но этим вечером Платон оказался веселым и не имеющим никаких проблем. Мама безразлично обошла "варшаву", потому что соседи пялились из окон, уж спец по кроликам – точно. Платон подобрал ее только на улице Домбка, так что, помимо хорошего настроения он и умом отличался.

Всю дорогу рот у него не закрывался, он хвалил доброго капитана Николая Семеновича и свою собственную судьбу. Если бы не военно-морской флот, он так и жил бы со свиньями. А кто знает, может когда-нибудь поселится в Москве? Разве существует город лучше Москвы? – спрашивал он и глядел на дорогу. Мама клянется, что он ни разу не мигнул.

Старик уже ожидал перед "Интер-Клубом", в уже знакомом пальто и костюме из чистой шерсти. Мама говорит об этом, словно бы речь шла о папской тиаре. Он взял маму под руку и повел вовнутрь.

Первый этаж там был с панелями из красного дерева, на стене висел динамик, Гомулка[13] сурово глядел с портрета. Отец вписал их в гостевую книгу, махнул книжечкой моряка, и так они прошли дальше.