Иди со мной

Официантки в белых наколках на голове разносили водку и тарелки с нарезанной консервированной ветчиной. Болгары и югари резались в бильярд, все выпивали, но не дрались, и даже проститутки были здесь какими-то более порядочными.

Половина заведения крутилась вокруг графини Потоцкой из Америки. Та сидела в черном костюме, открывавшем сморщенное декольте; у нее имелись золотое колье с рубином, волосы в кок и сигарета в длинном мундштуке. Мужики ноги ломали, чтобы подать ей огонь и вручить бокал с шампанским.

Вроде как, она приходила сюда ежедневно, упивалась до невменяемого состояния и бредила о своих американских миллионах. За это бабло Гдыню должны были поднять из развалин. А пока что город выделил ей авто и шофера, ну а заведение – выпивку в кредит.

- Какие же все вы красивые, - промямлила графиня.

Отец деликатно вел маму за руку, ласкал ей лицо и называл не иначе, как "моя Звездочка", именно так и говорил.

Тем вечером мама влюбилась в джаз. Ну где бы подобные звуки слышать девахе с Пагеда? В свою очередь, хотелось бы мне, чтобы нынешний молодняк, у которого имеется "Спотифай" и наушники за тысячу двести, говорили о музыке так, как она.

Мама говорит всею собой, а руки у нее танцуют.

Она рассказывала про безумное пианино, залихватскую трубу и птицах в животе, которые клубились и срывались лететь. Звуки бегали будто туча детворы, хватали за руки и кружили во все время рвущихся хороводах, говорит моя мама, сводили с ума, наподобие весенних поцелуев, тащили на луг и сбрасывали с зеленого склона. Во всем этом звучала некая свобода, радость жизни, которую легко и забыть, ведь еще имеются работа, учеба, трудности. А эту музыку хотелось забрать, как цветы, она сама понесла бы их к морю, в училище, даже родителям.

- Мне казалось, что я никогда не забуду этот вечер, - прибавляет она. – Но сейчас уже все затирается. Потому-то, сынуля, и рассказываю.

Папочка танцевал с мамой и все время рвался ее целовать.

- Я бы тебе весь мир подарил, Звездочка, - заверял он. – Вселенную и грёбаную Гдыню.

Все его лицо смеялось: глаза, куриные лапки в уголках, губы и лоб, короче – все. Он долго рассказывал о своем миноносце, о его водоизмещении, управляемости, об уничтожении подводных лодок и про тех чертовых индонезийцев; рассказывал про собаку из детства и о том, как обучил ее различным штучкам; вспоминал о запахе деревьев, срубленных в тропиках, и про крещение на экваторе, когда он отдал душу Нептуну; а кроме того, он постоянно подливал маме вино и разгружал целые вагоны комплиментов. Сам он потреблял водку, но стоял прямо, говорил осмысленно, как бывает у русских.

- Почему я не видела того раньше? – спрашивает мама и тут же прибавляет, что накачанный водкой папочка совершенно не ассоциировался с известными ей пьяницами. Пьяницами были те грязные типы, которые вываливались из "Крачки" или "Оазиса", или же тот мужик, которого так выбрасывали из "Торговой", что у бедняги треснула нога. Тот самый фраер – спец по кроликам с верхнего этажа однажды бегал в белой горячке по всему поселку и бродил в грязи словно обезумевший царь из Библии, потому что у него, якобы, смылись все его бесценные зверьки. Но вот папа был другим, чистым, в мундире, у него не заплетались ни язык, ни ноги.

Так они гуляли до двух ночи, когда этот их "Интер-Клуб" закрывали. Тогда никаких "ну пожалуйста", как только пробил последний час – марш на мороз. Папочка предложил продолжить забаву в номере на последнем этаже "Центральной Гостиницы". Мама согласилась.

- И очень хорошо все случилось, - говорит она, - нужно пользоваться жизнью.

Мы легко забываем о том, что нашит родители тоже люди. Они трахаются, изменяют и тоскуют о том, чтобы думать только лишь о себе.

А интересно, что Олаф думает о нас: обо мне и о Кларе.

Мама и папочка направились к выходу из "Интер-Клуба", склеившись одна с другим, и наткнулись на графиню, сражавшуюся за то, чтобы удержать вертикальное положение. Вот так и обходи аристократку. Потоцкая окинула родителей совершенно бессознательным взглядом, стукнула его и ее пальцем колдуньи.

- Он ради тебя убьет, - сообщила. – А ты ради него убьешь?

Она бы упала, только старик ее подхватил.

О зове чаек

В последующие недели родители здорово-таки шатались, а мама исходила счастьем.

К примеру, отец каким-то чудом достал билеты в Гданьскую Верфь на концерт Кепуры и какой-то Марты Эггерт[14]. Такие сообщения болезненно напоминают о том, что годы уходят – мама настолько стара, что слушала Кепуру живьем.

Они немного даже поцапались по поводу этого концерта, потому что мама опасалась, что ее увидят с русаком. Они, вроде как, и таскались по барам и дансингам, но вот концертный зал – это нечто другое, там светло и все пялятся.