Читаем Идя через рожь полностью

В наши дни “Девять рассказов” воспринимаются на двух уровнях: как собрание определенным образом связанных, однако достаточно самостоятельных произведений и как документальные вехи на пути духовного развития самого Дж. Д. Сэлинджера. Гилберт Хайт, в 1953 году отрецензировавший книгу для журнала “Харпере”, где в свое время был опубликован рассказ “В лодке”, в своей статье довольно близко подошел к пониманию этого. Хайт интуитивно ощутил присутствие самого Сэлинджера в каждом из произведений и высказал предположение, что, переходя от рассказа к рассказу, читатель шаг за шагом продвигается по пути автора к самопознанию. Он также поделился своим опасением, что вся грандиозность сэлинджеровского таланта может оказаться непонятой вследствие необыкновенной сфокусированности его мировосприятия. В каждом из “Девяти рассказов” Хайт увидел героя, несомненно представляющего самого Сэлинджера: “тонкое, нервное, глубоко чувствующее существо, находящееся на грани нервного срыва; мы видим его на разных стадиях жизни, то это ребенок, то подросток, то бесцельно проживающий свою жизнь молодой человек... ”.

Если сложить вместе все кусочки, из которых составлены “Девять рассказов”, становится ясно, что каждый из них — это действительно ступень в духовном развитии. Рассказ “Хорошо ловится рыбка-бананка”, которым открывается сборник, являет собой историю неизбывного отчаяния. Следующие три рассказа, “Лапа-растяпа”, “Перед самой войной с эскимосами” и “Человек, который смеялся”, передают такое же отчаяние, но скрытое в деталях повседневной жизни. Таким образом, вся первая половина сборника повествует о тех мучительных духовных тупиках, которыми полна жизнь современной Америки. Мир Сэлинджера населен персонажами, безуспешно пытающимися сопротивляться темным силам, населяющим человеческую душу, возвыситься над ними. Но в “Девяти рассказах” есть место и надежде. Миниатюра “В лодке” освобождает читателя от концентрированной безнадежности первых четырех рассказов и предлагает альтернативу отчаянию, открывающуюся в подлинной любви. Духом надежды проникнута вся оставшаяся часть книги, кроме, пожалуй, своеобразного “моралитэ” “И эти губы, и глаза зеленые”, выбивающегося из общего ряда. В рассказе “Дорогой Эсме с любовью — и всякой мерзостью” простой прилив сил, вызываемый человеческим сочувствием, уже несет в себе оттенок чуда, а в “Голубом периоде де Домье-Смита” откровение, к которому прежде подводили человеческие отношения, становится чисто духовным событием. Завершающий рассказ “Тедди” предназначен именно для того, чтобы поставить финальную точку в духовном путешествии, предпринятом в “Девяти рассказах”. “Тедди” приводит читателя туда, где сила любви, рождаемая единением людей, трансформируется в силу веры, обретаемую через единение с Богом.

Многие критики и исследователи рассматривали “Тедди” как новую версию рассказа “Хорошо ловится рыбка-бананка”. Сам Сэлинджер поспособствовал этому, когда в повести “Симор: Введение” сравнил глаза Тедди с глазами Симора Гласса. В том, что “Хорошо ловится рыбка-бананка” открывает сборник, а “Тедди”, опубликованный точно пятью годами позже, его закрывает, есть особый символический смысл. Оба рассказа завершаются “бьющей по мозгам” смертью главных героев. Оба трагических финала связаны с образами маленьких девочек и воды. И Симор Гласс и Тедди Макардль отгораживаются от мира, ранящего их. Совершенно очевидно, что Сэлинджер использовал смерть Тедди для того, чтобы еще раз объяснить самоубийство Симора с его собственной позиции и попытаться вписать в характер Симора тот мотив духовного всеприятия, которого “Рыбке-бананке” недостает. Другими словами, Сэлинджер превратил “Рыбку-бананку” в “Тедди” или по крайней мере подсказал читателям, как ее нужно понимать.

Середину 1953 года Сэлинджер встретил довольным и счастливым. Ему было покойно в новом доме в Корнише, превращенном его усилиями в уютный загородный коттедж. У него установились дружеские связи с новыми соседями, которым он, судя по всему, понравился, и, кроме того, между ним и местной молодежью завязались удовлетворяющие обе стороны доверительные отношения. Атмосфера в Корнише способствовала творчеству, именно там были написаны произведения, отнесенные им самим к наиболее удачным. Об успешной писательской карьере свидетельствовали массовое издание романа “Над пропастью во ржи” и одобрение, с каким были встречены “Девять рассказов”. Сэлинджер, похоже, обрел наконец свою жизненную нишу, осуществил мечту Холдена Колфилда о месте, где бы он чувствовал себя своим.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное