Идя через рожь

Рассказ ди Джезу свидетельствует о том, что в Сэлинджере периода переезда в Корниш все еще жила душа ребенка. Именно умение сохранять в себе связь с собственным детством позволило ему заговорить голосом Холдена Колфилда.

Неудивительно поэтому, что Сэлинджеру было легко общаться с местными “тинейджерами”. Через какое-то время он стал завсегдатаем кофеен, присоединяясь к компаниям учащихся, которых часто угощал за свой счет и занимал разговорами, длившимися порой целыми часами. Иногда Он позволял компаниям юнцов набиваться в джип, купленный в свое время для поездок в поисках дома, и привозил их к себе. Там они вели долгие беседы о жизни. Разговор шел обо всем: о школе, спорте, о взаимоотношениях между учениками, часто под музыку из проигрывателя и в сопровождении закусок. “Он был словно один из нас, — вспоминал участник тех посиделок, — разве что не позволял себе глупостей, подобно всем остальным. Он всегда знал, кто с кем в каких отношениях, у кого неприятности в школе, мы всегда спрашивали его совета, особенно те, у кого не было близких друзей”'.

Несмотря на свои тридцать четыре года и статус знаменитого писателя, Сэлинджер удивительно легко чувствовал себя среди этих молодых людей, с ними он словно заново переживал собственную юность — теперь в качестве лидера содружества. Тем не менее, проводя много времени со своими юными друзьями, Сэлинджер никогда не забывал, что он взрослый. Он отвозил ребят на спортивные состязания, отправлялся с ними в длительные походы и настолько заслужил доверие родителей, что возглавил молодежную группу при местной церкви. По всеобщему мнению, Сэлинджер в высшей степени достойно играл свою роль заинтересованного наблюдателя, зрелого человека, необыкновенно тонко чувствующего душу юного существа.

Не только у молодых, но и у многих взрослых жителей Корниша остались воспоминания о Сэлинджере как о дружески настроенном и разговорчивом человеке, часто навещавшем соседей и принимавшем их в своем доме. В разговорах с гостями он с интересом обсуждал религиозные вопросы, события местной жизни, демонстрировал методику медитации и йоги, а также с гордостью показывал, как он перестроил свое жилище. Он подражал местному диалекту, манере поведения и всячески выстраивал свою жизнь так, чтобы казаться простым сельским землевладельцем. Расчистив от лишних деревьев территорию вокруг своего дома, он добился того, чтобы “солнце светило на него во все лопатки”. К тому же он заложил огород и стал выращивать кукурузу. Все эти сельские труды и дни, разделяемые им с соседями, создавали ощущение общности с ними.

Увлечение обустройством новой жизни на некоторое время отодвинуло профессиональные устремления Сэлинджера на второй план. Занятый домашними преобразованиями, он сократил количество своих деловых поездок в Нью-Йорк. Самым значительным событием такого рода стала отмена февральской встречи с Джейми Хэмилтоном. Предполагалось, что они обсудят предстоящее британское издание сборника рассказов. Однако в самый последний момент Сэлинджер объявил, что его задерживают в Корнише неотложные дела. Такая отговорка представлялась очень удобной. Сэлинджер с Хэмилтоном расходились во мнениях относительно этого сборника, поэтому писатель, видимо, предпочел уклониться от встречи.

Впервые между ними возникли трения в ноябре 1952 года. Реакция Хэмилтона на “Провозвестие Рамакришны” оказалась совсем не такой, как ожидал автор. Получив столь необъятный текст, Хэмилтон пришел в ужас. Шансы заинтересовать им кого-то в Англии были нулевыми. Даже сам Хэмилтон не смог сквозь него продраться. Он, казалось, избегал разговора на эту тему, так что Сэлинджеру пришлось буквально припереть издателя к стенке. В конце концов Хэмилтон робко признался в своей неспособности проштудировать весь присланный том. “Меня ужасно мучает совесть из-за рукописи о Рамакришне, — писал он. — Я ее благополучно получил и прочел значительную часть с большим удовольствием и пользой для себя, однако, должен признаться, в конце концов она меня доконала”'. Подсластив пилюлю сообщением, что некий издатель собирается выпустить сокращенную версию книги, Хэмилтон умолял Сэлинджера не настаивать на публикации полного текста. Сэлинджер ответил, что понимает нерешительность издателя, и, казалось, забыл о несогласиях, однако в глубине души был обижен и разочарован равнодушием Хэмилтона к столь важному предмету.

Еще сильнее они схлестнулись из-за издания сборника рассказов. Агентство “Гарольд Обер” договорилось с “Литтл, Браун энд компани” о выпуске книги в начале весны. Он был специально приурочен ко времени выхода “Над пропастью но ржи” в дешевом бумажном переплете. После всех конфликтов, связанных с публикацией романа, как “Литтл, Браун энд компани”, так и “Хэмиш Хэмилтон” не горели желанием обращаться к Сэлинджеру с какими бы то ни было новыми предложениями относительно готовящегося сборника. Что же касается Сэлинджера, то он проявлял все большее и большее упрямство.