Идя через рожь

Когда же наконец Сэлинджер смог взять в руки книгу, о которой мечтал столько лет, он ощутил разочарование. Она показалась ему безжизненной и беззубой. Однако “Девять рассказов” были обречены на всеобщее признание. После того как вышедший массовым тиражом роман “Над пропастью во ржи” снова возбудил интерес к его автору и, более того, сделал книгу доступной для молодых читателей, интерес публики к рассказам оказался огромным. Но вместе с тем именно успех романа мешал восприятию “Девяти рассказов”.

Отзывы критиков на “Девять рассказов” располагались в диапазоне между сдержанным одобрением и восторженными похвалами. Что же касается критических замечаний, то они были вызваны не столько сомнениями в писательском мастерстве Сэлинджера, которое никто не оспаривал, сколько его очевидной неспособностью сохранить тот высокий уровень, что был задан в “Над пропастью во ржи”. Пусть явно несправедливое, сравнение тем не менее оказалось неизбежным. В “Нью-Йорк тайме” от 9 апреля Чарльз Пур отмечал, что “Девять рассказов” “несколько разочаровали, поскольку вышли из-под пера человека, написавшего самый выдающийся дебютный роман 1951 года”. И далее Пур попытался обозначить проблему, отныне неотделимую от имени Сэлинджера. “Такова цена, которую Сэлинджер вынужден платить за свой писательский талант, — заключал он. — Когда он предлагает нам книгу, которая сделала бы имя любому из дюжины начинающих молодых оригиналов, мы жалуемся, что она не лучше, чем “Над пропастью во ржи”. Посетовав, что “разыгрывание мелодий на нервах персонажей может показаться несколько занудным”, Пур осудил рассказы “Хорошо ловится рыбка-бананка” и “Тедди” за их “бьющие по мозгам” финалы, после чего превознес “Дорогой Эсме с любовью — и всякой мерзостью” как лучший рассказ, вдохновленный Второй мировой войной. Формулировки Пура характерны для большинства критических разборов “Девяти рассказов”, признающих талант Сэлинджера и одновременно выражающих неудовольствие тем, что он представил публике не совсем то, что от него ожидалось.

Рецензия Пура оказалась менее снисходительной, нежели оценка романистки Юдоры Уэлти, появившаяся в книжном обозрении “Нью-Йорк тайме” 5 апреля. Уэлти осыпала Сэлинджера похвалами, назвав его художником, чьи произведения "оригинальны, первоклассны, серьезны и прекрасны”. Будучи личным другом Сэлинджера, Уэлти превосходно его понимала и, хотя их дружба не позволила Уэлти выдержать абсолютную нейтральность тона, ее рецензия на “Девять рассказов” отличалась несомненной искренностью. “Рассказы м-ра Сэлинджера, — утверждала она, — написаны во славу всего уникального и драгоценного, что есть в каждой человеческой душе. У их автора нашлось мужество — хотя это скорее честно заработанное им право и привилегия — отдаться экспериментированию, подчас рискуя быть непонятым”.

Читатели расхватывали “Девять рассказов” с полок быстрее, чем они там вновь появлялись. Книга вскоре поднялась на девятое место в рейтинге бестселлеров, составляемом "Нью-Йорк тайме”, и оставалась в первой двадцатке в течение следующих трех месяцев. Это было редкостным достижением для сборника рассказов, каковые обычно распродаются в меньшем количестве, нежели романы. Успех “Девяти рассказов”, несмотря на отсутствие на обложке рекламы и занимательной информации о личности автора, только укрепил Сэлинджера н его презрении к публичности и в решимости оказывать большее влияние на дальнейшую судьбу своих произведений.

Сэлинджер определенно настроился на то, чтобы полностью проигнорировать читательскую реакцию на книгу. После выхода сборника рассказов он старался неделями не брать и руки газет и журналов и попросил Дороти Олдинг и Гаса Лобрано проследить, чтобы никто не пересылал ему никаких журналов и вырезок из газет. Он объяснял это тем, что излишнее внимание к нему выводит его из себя, а всякого рода разборы отвлекают от работы.

Тем временем с издательством “Хэмиш Хэмилтон” было заключено соглашение относительно издания сборника рассказов в Великобритании. Судя по всему, Сэлинджер хотел сохранить отношения с издательством и поэтому даже не возражал против данного сборнику названия. В июне “Девять рассказов” под титулом "Дорогой Эсме с любовью — и всякой мерзостью” и другие рассказы” вышли в свет. Как и в случае с “Над пропастью во ржи”, книга в Британии расходилась ни шатко ни валко. А ведь Хэмилтон уже во второй раз сделал ставку на Сэлинджера. Он не сомневался в таланте автора, но его дружеские чувства по отношению к нему приходили в столкновение с деловыми интересами, которые играли более важную роль в жизни Хэмилтона. С течением недель продажи упорно сокращались, и Хэмилтон вся чаще стал задумываться над тем, как бы ему получить хоть какую-то прибыль от сделанного им рискованного вложения.