Идя через рожь

Тогда же, когда Сэлинджер налаживал жизнь в Корнише и пытался следить за перипетиями в “Нью-Йоркере”, он получил известие, что “Космополитен” решил снова опубликовать его рассказ “Опрокинутый лес” в специальном юбилейном номере, посвященном “бриллиантовой” годовщине журнала. И хотя Сэлинджер не мог в данном случае апеллировать к законодательству, он просил журнал отказаться от этой идеи, но тщетно. Обладание правами на новеллу Сэлинджера стало слишком большим искушением для редакции “Космополитена”, которая хотела снять свой урожай со славы писателя. Одновременно с рассказом она поместила небольшую справку об авторе (Сэлинджер, естественно, отказался прислать даже коротенькую автобиографическую заметку) и напомнила читателям, что владеет правами на два произведения Сэлинджера, “Опрокинутый лес” и “Грустный мотив”, написанных до “Над пропастью во ржи”. Сэлинджера особенно разъярило то, что, загнав это крохотное примечание в самый низ первой страницы, “Космополитен” обставил дело так, будто “Опрокинутый лес” — новое произведение.

Это был первый случай, когда Сэлинджер попытался запретить перепечатку одного из своих ранних рассказов, написанных до сотрудничества с “Нью-Йоркером”. Прежде он этому не противился. Он даже отставил в сторону личную неприязнь и разрешил Уиту Бернетту шестью годами ранее напечатать “Затянувшийся дебют Лоис Тэггетт”. Однако Сэлинджер испытал неприятное чувство, когда “Опрокинутый лес” впервые появился в 1947 году, и с тех пор не изменил своего к нему отношения. Теперь же, поглощенный сочинением цикла о семье Глассов, он менее всего желал выхода в свет своих старых произведений, которые могли бы сбить с толку читателя, войдя в противоречие с мыслью и структурой его нового творения.

Какими бы оправданными ни были протесты Сэлинджера против переиздания “Опрокинутого леса”, этот инцидент предвосхитил тенденцию, вскоре ставшую навязчивой идеей. Отныне Сэлинджер все активнее противится тому, чтобы его не столь идеально отделанные рассказы отдавались на суд публике. Еще в 1940 году он заявлял, что испытывает ужасную неловкость, видя несовершенство своих былых литературных опытов. “Когда произведение закончено, — сказал он однажды, — мне как-то стыдно в него заглядывать; я словно страшусь увидеть, что не успел вытереть ему нос”. Хотя, по правде сказать, Сэлинджер часто сожалел об утраченной непосредственности своих ранних рассказов. И тем не менее появление цикла о семье Глассов заставляло его стремиться к новому уровню совершенства. Начиная с 1956 года, ознаменованного бешеным успехом “Девяти рассказов” и выходом на сцену семьи Глассов, обещающим целую россыпь новых произведений, Сэлинджер прилагал все больше и больше усилий, чтобы спрятать свои ранние рассказы со всеми присущими им недостатками как можно дальше от глаз читателей.

Ни в одном творении Сэлинджера не проявилось так ярко его стремление к совершенству, как в “Зуи”. Сэлинджер работал над “Зуи” полтора года, сходя с ума из-за каждого слова и каждой запятой. История сочинения “Зуи” — это целая эпопея, теснейшим образом связанная с политикой “Нью-Йоркера” и очень повлиявшая на личную жизнь Сэлинджера. То, как повесть была принята в редакции журнала при новом режиме Кэтрин Уайт, едва не положило конец сотрудничеству с ним писателя. А поглощенность работой была так велика, что едва не положила конец его браку

Восьмого февраля 1956 года Сэлинджер получил свое ежегодное (обусловленное контрактом) жалованье от “Нью-Йоркера”. Чек отправили его агентам вместе с запиской от Уильяма Максуэлла, где выражалось желание редакции опубликовать следующее произведение писателя. “Редакция была бы рада получить от него новый рассказ”, — писал Максуэлл .

Сэлинджер действительно корпел в своем бункере над новой вещью. Но это был не рассказ. Писатель замыслил роман о семье Глассов. Идея написать второй роман родилась у него сразу по окончании “Над пропастью во ржи”, но обстоятельства все никак не позволяли приступить к ее осуществлению. Теперь же, оборудовав себе место для плодотворной работы и придумав вдохновлявшие его образы героев, Сэлинджер почувствовал, что время наконец наступило. Его переписка 1956 и 1957 годов буквально пестрит взволнованными упоминаниями о новой книге. Из них также явствует, что повесть, ныне известная под названием “Зуи”, рассматривалась автором как часть будущего романа.

Взявшись за столь масштабный труд, Сэлинджер попытался использовать тот же метод, что оказался таким успешным в случае с “Над пропастью во ржи”. Он хотел сложить книгу из фрагментов, способных существовать совершенно самостоятельно. “Зуи” — замечательный тому пример. Хотя письма Сэлинджера не оставляют сомнения в том, что “Зуи” должен был стать в конце концов составной частью нового романа, поначалу он мог быть опубликован отдельно как продолжение “Фрэнни.