Читаем Идя через рожь полностью

Критики пощадили Сэлинджера. Они встретили повесть недоуменным молчанием. Ее просто проигнорировали, что на самом деле еще более огорчило автора, чем если бы его осыпали бранью. Журнал “Тайм” напечатал 25 июня неодобрительный отзыв, да и то в несколько строчек, поместив его в раздел “Люди”. Некоторым критикам просто не хотелось бросать камень в знаменитого литератора, всегда пренебрегавшего их мнением. Другие же с удовольствием предоставили “Хэпворту” говорить самому за себя, поскольку видели в нем яркое доказательство того, что Сэлинджер сбился с пути как писатель. Проигнорировав публикацию рассказа, они тем самым отлучили от литературы самого автора. В статье “Воздадим должное Дж. Д. Сэлинджеру” Джанет Малкольм писала: “Хэпворт”, похоже, подтвердил почти единое мнение критиков, что Сэлинджер “катится по наклонной плоскости” *. Есть также вероятность, что многие критики, подобно большинству читателей, просто испытали оторопь и не сочли возможным проводить критический разбор произведения, которое сами не смогли полностью для себя уяснить. Странным образом получилось так, что молчание, которым встретили “Хэпворт” критики, стало преддверием молчания более серьезного: молчания самого автора.

С тех самых пор вопросы, связанные с “Хэпвортом”, неизменно преследуют любителей творчества его создателя. Намеревался ли он сделать повесть своей последней публикацией? Почему “Хэпворт” так трудно читается? Появилось даже подозрение, что, оттолкнув профессиональных читателей повестью “Симор: Введение”, Сэлинджер попытался освободиться от любви обычных читателей, предложив им совершенно неперевариваемый текст.

В “Хэпворте” есть несколько пассажей, которые можно интерпретировать как завуалированное прощание автора с читателем. Первый — это совет Симора матери постепенно готовить себя к уходу со сцены. Менее обращают на себя внимание два эпизода, отличающиеся редкой для этой повести творческой ненавязчивостью. В первом Симор описывает своего брата Бадди, каким тот видится ему в далеком 1965 году. Это точный портрет самого Сэлинджера, уже постаревшего, поседевшего, с вздувшимися на руках венами. Он сидит за пишущей машинкой у себя в кабинете, заставленном книжными полками, с окном в потолке. И он счастлив. “Это воплощение всего, о чем он мечтал маленьким! — восклицает Симор. — Скажу не задумываясь, что вовсе не против, если бы оно [прозрение] оказалось в моей жизни последним”. Таким необычным способом Сэлинджер сам в последний раз демонстрирует себя читателям — им дозволяется бросить прощальный взгляд на автора, уже не прячущегося в тени. Но это действительно “в последний раз”.

Смысл другого пассажа высвечивается только в контексте всего творчества Сэлинджера. Почти в конце “Хэпворта” автор представляет миру одну из последних своих героинь: некую женщину-чешку, которая порекомендовала Симору познакомиться с поэзией Отакара Бржезины. Как вспоминает Симор, это была красивая дама, “в дорогих, строгих туалетах и с трогательно грязными ногтями”. Со времени “Молодых людей”, написанных двадцатью пятью годами ранее, зацикленность на своих ногтях у персонажей Сэлинджера символизирует фальшь и эгоцентризм. Это один из немногих постоянных символов, проходящих через все им написанное. Завершая произведение, оказавшееся его последним, Сэлинджер наконец изобразил героиню, о замечательных свойствах которой говорит пренебрежение к собственным ногтям. “Благослови Бог прекрасных дам в дорогих, строгих туалетах и с трогательно грязными ногтями!” — восклицает Симор.

Подобные моменты вкупе с ревизионистским характером “Хэпворта”, лишающего Симора почти всех привлекательных качеств, которыми он славился, внушили многим читателям мысль, что это последний акт сэлинджеровской драмы. Многие полагают, что в “Хэпворте” произошло окончательное перевоплощение Дж. Д. Сэлинджера в своих персонажей. Он стал Симором Глассом. Используя “Хэпворт” как своего рода литературную пулю, он совершил профессиональное самоубийство и, как Бадди Гласс однажды сказал о своем брате, оставил “Свою Любящую Семью на мели”. Легко винить “Хэпворт” в уходе Сэлинджера со сцены. Такое объяснение удобно, но мало похоже на правду. Нет никаких указаний на то, что Сэлинджер собирался подвести под “Хэпвортом” черту. К тому же он был слишком привержен своей профессии, чтобы опустить руки из-за того, что написал неудачную вещь. “Музыка никогда не чертова и конца у нее нет, — говорит Симор. —А если покажется с досады, что конец, значит, просто пора собрать все силы и произвести переоценку”. В 1966 году, не смущаясь холодным приемом “Хэпворта”, Сэлинджер возобновил свои отношения с издательством “Литтл, Браун энд компани” и вновь вернулся к вопросу о публикации новой книги. В октябре 1966 года Сэлинджер сообщил своему другу Майклу Митчеллу, что уже почти завершил — не один! — два новых романа.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное