— Свято место пусто не бывает! — осклабился Воротынский. — Своих молодцов призовем! Умельцев наводить пушки да камнеметы у нас и у самих в достатке!..
Не зря я посылал ратных людей подглядывать, как шведы управляются с орудиями, так что теперь они и сами не оплошают. Нет в пушкарной науке ничего такого, чего бы русский ум не мог постичь!
— Могу тебе пожелать лишь удачи в сем деле! — напутствовал его Бутурлин. — Только прежде чем упражняться в стрельбе, приглядись, не осталось ли после шведов какого подвоха…
— Даже если бы они пожелали оставить подарки, им на сие не хватило бы времени. Я ведь по уму все сделал!
Слова боярина не были досужей похвальбой. Дмитрий знал, что
в часы опасности Воротынский умел действовать быстро, но рассудительно.
— Едва занялась заря, мы с луками да пищалями нагрянули в слободу, где угнездились сии тати, — продолжал повествование боярин, — разбудили, велели всем покинуть избы, в коих они были расселены.
Пока шведы отходили от сладких снов, я огласил им повеление Московского Владыки убираться из Столицы. Многие не поверили моим словам, решили, что я вздумал шутить.
Когда же до татей дошло, что с ними толкуют всерьез, иные из них впали в ярость. Кое-кто даже мечи из ножен потянул. Да только мне не впервой подавлять бунты. Знаю, как повести дело, чтобы огонь угас, не разгоревшись!
Велел я московским лучникам направить стрелы на шведов и наказ дал прикончить всякого, кто оружие поднимет. А дорогим гостям растолковал, что выбор у них невелик. Или, получив в казне кошель серебра, убраться восвояси, либо же навсегда остаться гнить в московской земле.
Когда тебе предлагают выбрать между деньгами и смертью,
самые горячие головы выбирают деньги. Тем паче, что нас было втрое больше.
Если бы шведы предпочли деньгам битву, половина их полегла бы, не добежав до моих стрелков. Силу давит большая сила, а лук побеждает меч. Так-то!
Старшие над ними то сразу уразумели. Перемолвились с земляками, пояснили им, что нет иного выхода, как возвращаться восвояси.
Поворчали кафолики себе под нос, да делать нечего! Стали вязать пожитки в узлы. Скоро в дорогу собрались, я и сам не ждал от них такого проворства. Теперь вот покидают Столицу!
В себя придти не могут от того, что утратили кормушку. Оно и не мудрено! Сладко было пить медовуху, портить московских девок да меч поднимать на коренных москвичей!
А нынче сидят на возах и тащатся через всю Русь в родные пределы, где их, по правде молвить, и не ждут!
Тут кто хочешь затоскует!
— Я бы на твоем месте не спешил радоваться, — задумчиво произнес Бутурлин, — раненый зверь бывает опаснее здравого. Ты их больно уколол, теперь жди ответа!
— Я предусмотрел сие, — важно выпятил губу Воротынский, — и принял меры. Вот, погляди, Митя!..
За шведским обозом следовал отряд московских ратников в полном вооружении. Глядя на конных бойцов с луками у седел, Михайло самодовольно усмехнулся в усы.
— Это для того, чтобы у шведов не было соблазна грабить в пути странников да окрестные деревни, — пояснил он Бутурлину, — мои люди проводят татей до ближайшей заставы, а там их встретит местная рать. Так, глядишь, и доберутся до родной земли!
— Что ж, сия мера не будет лишней, — согласился с Воротынским Дмитрий, — только не мало ли людей ты отрядил, для сопровождения?
— Не мог же я послать с ними всю московскую конницу! — рассердился боярин Михайло. — Ты, Митя, бди, да не перебдевай!
— Уж лучше перебдеть, чем недобдеть! — развел руками Бутурлин.
— А ты что молвишь, Вольный Человек, — обратился Воротынский, к Газде, — что тебе сказывает твое чутье?
— То, что опасную игру ты затеял, боярин, — покачал чубом казак, — дай Бог, чтобы все кончилось добром!
— Сговорились вы все, что ли, меня пугать? — тяжело вздохнул старший боярин. — И что за привычка такая — портить другим настроение…
Ладно, други, пора мне возвращаться на Москву, а то у меня дел по горло. Не поминайте лихом!
Стегнув коня плетью, он поскакал в сторону городских ворот.
— Скажи, ты и впрямь почуял беду? — вопросил Газду Бутурлин.
— Я всегда ее чую, — пожал плечами казак, — только боярину сего не втолковать!
— Будем надеяться, что Господь не даст свершиться несчастью, — ободрил друзей Флориан.
— Что ж, будем надеяться, — кивнул ему Бутурлин, — надежда — это то, что у нас не отнять никакому врагу!
— И угораздил же меня бес потащиться за тобой к Анфимьевне! — простонал, морщась от боли, Пафнутий. — Не явились бы к ней среди ночи — сидели бы нынче в своих избах да бражку попивали!..
— Не скули, собака! — резко оборвал его Фрол. — Когда тебе нужно было осрамить Прасковью, сам ко мне прибежал за подмогой! А ныне у тебя Фрол во всем виноват!
Кто мог знать, что к Анфимьевне припрется степняк, с коим водит дружбу Бутурлин, а следом нагрянет и сам боярин вместе с поляком?!
— Ты был у нас за старшего, тебе и знать полагалось! — плаксиво ответил, шмыгнув сломанным носом, Пафнутий. — А теперь как нам быть? Мало того, что бока расписали кнутом, так еще с Москвы прогнали, яко татей!