#идикомне

Отчего-то весь страх за мамину жизнь и благосостояние отступил, когда она открыла глаз. Мне уже не хотелось её касаться и утешать. Тело словно само установило между нами дистанцию, когда я скрестила руки на груди.

– Разбойники? – спросила я, выгнув бровь. – Серьёзно, мам? За что на этот раз?

Она поджала губы, опустила взгляд на руки, перебирающие одеяло. Молчание затянулось, мои нервы истончались с каждой секундой.

– Не скажешь? Теперь и от меня будешь всё скрывать и говорить, что это не он сделал, а ты сама упала? Последний идиот в этом городе давно знает, кто тебя так бьёт. Уж мне-то не ври про разбойников.

– Вот видишь, – улыбнулась она невесело и криво. – Ты сама всё знаешь и понимаешь.

– За что на этот раз?

– Я хотела перевести тебе немного денег. Спросила у него… – всхлипнула мама. Подбородок её задрожал, грудь сотряслась от беззвучного плача.

– И зачем, мам? – сжала я пальцами переносицу. На несколько долгих секунд прикрыла глаза, созерцая цветные разводы нефтяных пятен. – Я же говорила, что он не позволит. Или ты думаешь, он прикола ради, едва я получила паспорт, отправил меня работать?

– Но он же твой отец и должен…

– Мама, хватит! – резко оборвала я. Подалась вперед, уперлась локтями в колени и поймала её растерянный взгляд. – Я с десяти лет знаю, что он мне не родной отец.

– Откуда? – выронила она едва слышно.

– Вы ссорились и не слышали, когда я вернулась из школы. Зато я всё прекрасно услышала.

– Почему мне не рассказала?

– Это я у тебя должна спросить, почему ты мне раньше об этом не рассказала и рассказала ли, вообще, когда-нибудь?

– Валера просил ничего тебе не говорить, чтобы ты считала его родным отцом, а он мог считать тебя родной дочкой, – снова эти стыдливо опущенные глаза. Глаз.

Невесело усмехнулась. Откинулась на спинку стула, покачала головой, уставившись в потолок.

– То есть, всё то, что он делал со мной все эти годы, он делал как с родной дочкой? – вернула внимание на мать. Взгляд её всё ещё был сосредоточен на руках, которые мелко подрагивали, сминая казенную ткань. – Тогда, наверное, хорошо, что у меня хватило мозгов, не проговориться ему о том, что я всё знаю?

Снова повисло тягучее молчание. Затылком чувствовала, что дама со сканвордом проснулась и внимательно нас слушала. В основном, меня. Потому что мать, похоже, лишилась дара речи вместе с теми зубами, вместо которых были видны черные дыры, пока она дышала ртом.

– И что будешь делать теперь? М? – спросила я её, буквально приперев к стене. В общем-то, так оно и было. Она как раз лежала у стены.

– Я не знаю, – ответила мама едва слышно.

– Ты же понимаешь, что ты была в реанимации? Не сама сюда пришла, как бывало обычно…

– Понимаю, – тихое, подавленное.

– И что будешь делать дальше? Снова к нему, пока не добьёт окончательно?

– Я к нему больше не вернусь.

– Точно? – в упор смотрела на морщинку между ее светлыми бровями. – Даже если он придёт сюда со всем ювелирным и цветочным магазинами?

– Точно. Он перешёл все границы сегодня ночью.

Наверное, говорить ей о том, что он перешёл все границы не сегодня ночью, а в тот первый раз, когда посмел ударить её или меня, – бессмысленно? Не знаю, кто из нас была первой его жертвой когда-то, но с того момента мы обе неоспоримые жертвы.

– А мне ты зачем звонила?

– Это он звонил. Хотел узнать, для чего тебе понадобились деньги. Не поверил, что я просто так их тебе хотела перевести. Не дозвонился и… отыгрался.

– Ясно. Так и что ты будешь делать? Ты мне так и не ответила, – выдохнула я устало. Эта её молчаливость и нерешительность вкупе с созерцанием одеяла, начала утомлять.

Либо дело в том, что я нормально не спала уже больше суток.

– Я не знаю, – шумно вдохнула мама носом. – Нужно как-то забрать вещи, документы и уехать отсюда подальше.

Ну, хоть что-то адекватное…

– И куда? – подталкивала я её.

– Я не знаю. Мне нужно подумать.

В общем-то, она права. Так сразу построить маршрут, когда ещё прошлой ночью твоей головой, возможно, ломали стены, невозможно.

– Поехали со мной в тот город, в котором я учусь. Можем снять однокомнатную квартиру на первое время. Я работаю, тебе тоже работу найдём…

– Я же обузой тебе там буду, – всё ещё всхлипывала мама.

– Ну, да, усмехнулась я иронично. Колено нервно задрожало. – Мне же гораздо спокойнее будет жить в общаге, ожидая похоронки с твоим именем.

– Не говори так, – наконец, посмотрела она на меня.

– А как, мам? Как мне нужно говорить? Что еще мне нужно тебе сказать, чтобы ты поняла, что это край?! Реанимация, мам. Реанимация! – часто задышала я, безуспешно подавляя в себе волну гнева и раздражения. – Если ты меня не жалела, то себя, хотя бы, пожалей. Уйди от него! Только в этот раз точно, а не только в планах.

– Я тебя всегда жалела! – вырвался из неё рваный хрип, смешанный со слезами и отчаянием.

– Когда? Когда после побоев снова возвращалась к нему и снова заставляла проходить весь этот ад? Или когда тайно подкармливала меня, потому что он не разрешал мне есть только из-за того, что я, четырнадцатилетка, всё ещё не нашла себе работу? Когда ты меня жалела настолько, чтобы сделать счастливой, мам?