В холодном свете луны увидела в комнате широкую кровать, рабочий стол с закрытым ноутбуком на нём и обычную деревяную фоторамку. На фото – Никита и душащая его в объятиях своими тонкими ручками сестра Аня. Оба широко улыбаются, у обоих на щеках и на носу какой-то светлый крем. Возможно, от торт. Одинаковый лазурный оттенок глаз, подсвеченных солнцем. Солнечная фотография, наполненная теплом и взаимной любовью.
Яркие, веселые, любящие и любимые.
Прижала фотографию к груди. Глубоко вдохнула и собрала себя в рыхлую кучу. Фоторамку вернула на место, поставив её ровно так, как она стояла до моего здесь появления.
Подняла с пола рюкзак и села вместе с ним на край кровати. Достала телефон. Почти десять пропущенных от Карины. Столько же смс, проклятий и обещаний достать меня из-под земли. Общий чат в социальной сети тоже пестрит оповещениями о новых сообщениях.
С тобой, Никита, но только нас разделяют стены твоей квартиры.
Отложила телефон, рюкзак поставила на пол. Нервно ковыряясь в ногтях, вслушивалась в звуки.
Поток воды в ванной комнате затих. Что-то шумело. Похоже, стиральная машина. Дверь открылась и закрылась. Последовали шаги мимо комнаты, в которой находилась я.
Полоска света под дверью погасла. Наступила тишина, вслушивание в которую не дало никаких результатов. Всё вокруг, словно погрузилось в глубокий сон.
И что теперь делать? Ждать до утра? Смотреть в стену напротив и безмолвно сходить с ума от неопределенности?
Я не могла обнять его в тот момент и ровно так же не могу обнять сейчас.
Я ничего не могу исправить, я не могу ему ничем помочь, кроме своего присутствия рядом. Но нужно ли оно ему – мое присутствие?
К чёрту эту философию и внутренние качели из решительной нерешительности. Даже если Никита меня прогонит, я хотя бы не буду грызть себя всю оставшуюся ночь за трусость и очередные прятки в своей скорлупе.
Оттолкнулась от кровати, на цыпочках подошла к двери и тихо её открыла. Вошла в гостиную, где в тусклом свете луны на диване сидел Никита. Обнаженный торс, поникшие плечи, опущенная голова и локти, упертые в колени.
Обошла диван и встала напротив парня. Голова его дернулась, взгляд медленно пополз от моих коленей выше.
– Не спится? – спросил он едва слышно.
Неразборчиво повела плечами. Схватила нижний край длинной объемной толстовки и оттянула.
Что я могу ему дать, кроме себя? Ничего. Поэтому отдам ему всё.
– Иди ко мне, – шепнула тихо. – Здесь тебя никто не увидит.
Подошла ближе, накинула на его голову край толстовки и оседлала колени.
Никита придерживал меня, не давая упасть, пока я прятала его, разделяя на двоих одну толстовку. Когда его торс исчез под тканью, потянула капюшон вверх и нырнула вместе с ним в толстовку. Носом уткнулась во влажные волосы, обхватила его шею и застыла так.
Только не прогоняй – промчалась в голове мысль, когда он всё ещё являл собой статую.
Наконец, его руки пришли в движение: легли мне на спину, обхватили талию и притянули меня к горячему торсу.
Протяжный выдох мне в шею – как сигнал того, что стена между нами пала.
Мы делили с ним всё в этом маленьком куполе из плотной ткани голубого цвета, в котором прятались так, словно нашли остров чистого голубого неба среди холодной ночной тьмы.
Глава 39
– Яся, – позвал меня тихий голос.
Словно у черно-белой картинки моего сна кто-то включил звук.
– М, – нехотя шевельнула головой, но глаза открывать совсем не хотелось.
Не хотелось, вообще, ничего, кроме сна, который у меня и так всегда был в дефиците.
– Яся, – снова этот шепот в макушку. – Мы на пары опоздаем.
Распахнула глаза и сразу увидела журнальный столик.
Мы уснули в гостиной?! Я же помню, что под утро собиралась уйти в комнату. Видимо, дальше «собирательств» дело не пошло.
Спиной почувствовала уютное тепло Никиты и обнаружила его руку под своей головой.
Резко села, запуталась в пледе и едва не свалилась с края дивана.
– Аккуратнее, – хохотнул Никита, дернув за край пледа на себя, чтобы хоть как-то меня поймать.
– Который… сколько… какой сейчас час? – растеряно села, убрала с лица волосы и всеми силами старалась не встречаться с Никитой взглядом.
– Почти восемь утра, – пробормотал он сонно и с гримасой страдания и боли стал шевелить рукой, которая была под моей головой.
– Что с рукой? – придвинулась поближе и докоснулась до его пальцев. – Какие холодные. Это я так тебе руку отлежала?
– Нет, – Никита продолжал едва шевелить пальцами, пока на его руке выше запястья вздувались вены. – Она свисала с дивана и минут двадцать назад потеряла чувствительность.
– Почему ты меня двадцать минут назад не разбудил?