Идиллии, эпиграммы

Милон

Эй ты, дружище Букай, что с тобой приключилось, злосчастный?

Полосу прямо вести ты, как вел ее прежде, не можешь,[152]
Вровень с соседом идти разучился и сзади плетешься,
Словно за стадом овца, уколовшая ногу о кактус.
Что же ты думаешь делать, бедняжка, и в полдень и к ночи,
Если уже по началу не режешь ты колос под корень?

Букай

Жнец неустанный Милон, упорный, как камня обломок;

Ты никогда не томился о ком-нибудь, кто недоступен?

Милон

Очень они мне нужны! И на что это людям рабочим?

Букай

10 Ночи без сна проводить никогда от любви не случалось?

Милон

Пусть не случится вовек! Пусть собака не пробует мяса![153]

Букай

Я же, Милон, ты подумай, одиннадцать дней, как влюбился!

Милон

Хлещешь вино[154]

ты из бочки, а мне и на уксус не хватит.

Букай

Но уж зато от работы на поле отбился я вовсе.

Милон

Что ж за девчонка тебя так замучила?

Букай

Дочь Полибота:

Гиппокиона жнецам о«а песни на флейте играет.

Милон

Бог наказал дурака! Вот нашел-то, так долго искавши!

Будет об тело тебе саранча эта ночью тереться.[155]

Букай

Вот уже начал смеяться! Но слеп не только ведь Плутос,[156]

20 Также и Эрос безумец; поэтому зря не болтай ты.

Милон

Я не стану болтать. Но вяжи-ка ты сноп поживее,

Спой нам любовный напев о красотке, и тотчас работа
Станет спориться у нас; ты прежде ведь в пении смыслил.

Букай

Стройную девушку вместе со мною вы, Музы, воспойте;

Если за что вы беретесь, богини, то все удается.
Ах, моя прелесть, Бомбика! Тебя сириянкой прозвали,[157]
Солнцем сожженной, сухой, и я лишь один — медоцветной.[158]
Темен цветочек фиалки и цвет расписной гиацинта,[159]
Первой красою венков их, однако же, каждый признает,
30 Козочка ищет травы, и гоняется волк за козою,
Плуг провожает журавль, а я — на тебе помешался!
Эх, кабы мог обладать я неслыханным Креза богатством![160]
Я Афродите бы в дар нас обоих из золота отлил.[161]
Яблоко дал бы тебе или розу и флейту я в руки,[162]
Мне самому новый плащ с амиклейскою парой сандалий.[163]
Ах, моя прелесть, Бомбика! Точеная кость — твои ножки.
Голос — пьянящий, как трихн[164]; описать тебя всю я не в силах.

Милон

Вот уж не знал никогда, что Букай-то наш этакий мастер![165]

Здорово как подогнал, рассчитавши, он слово к напеву!
40 Жаль мне себя! Бородою оброс я, а проку в ней мало.
Ты же послушай теперь Литиерса[166] блаженного песню:
«Многоколосная ты, многоплодная матерь Деметра,
Пусть будет жатва легка, урожай наш пусть будет побольше!
Крепче вяжите снопы вы, жнецы, чтобы кто проходящий
Нам не сказал: «Эх, чурбаны[167]! Задаром вам платятся деньги».
После к Борею лицом положите вы срезанный колос
Иль на Зефир поверните — скорее так зерна дозреют.[168]
Вы, что молотите хлеб, пусть глаза ваши днем не сомкнутся!
В эти часы от зерна отпадет всего легче мякина.
50 Жавронок только проснется, жнецы, принимайтесь за дело.
Только уснет он — конец. Да немного лишь в зной подремлите.
Что, не завидная ль жизнь у лягушки, неправда ль, ребята?
Нет о питье ей заботы, кру г ом его всюду обилье.
Ну-ка, надсмотрщик-жадюга, ты лучше б варил чечевицу;
Надвое тмин не расколешь[169], лишь зря себе руки порежешь».
Вот что нам надобно петь, нам, люду рабочему, в поле.
Ну, а тебе бы, Букай, свой напев про любовь с голодухи
Матушке спеть на заре, как станет будить на работу.