Идиот

Из главного домика вышла Роза в тельняшке. Я представила ее Ивану, он возвышался над ней, а она говорила вежливым и сдержанным тоном, который поразительно отличался от той злобно-афористичной манеры, к которой она прибегала, обращаясь по-английски ко мне.

Мы с матерью остались ждать у машины.

– Тебе не слишком везет – от Розы ты переходишь прямиком к Ивану, – сказала она, обняв меня за талию. – Похоже, ты постоянно при каком-нибудь капитане.

Некоторое время я пыталась осмыслить новый для себя понятийный ряд – Роза, Иван, мое везение.

Появилась Ильди. Она обвела взглядом Ивана, Розу, меня, мать Ивана, припаркованную машину, каноэ на крыше и потом снова вернулась к Ивану.

– Это, наверное, друг Селин, – произнесла она. Иван обратился к ней мягким голосом – который уже однажды не помог при общении с вахтером в хостеле. Вскоре они с Ильди рассмеялись.

– До завтра, – сказала она мне, помахала рукой матери Ивана, и та помахала в ответ.

* * *

Я шагнула в каноэ первой, лодка покачивалась и казалась живой. Иван забрел в воду, оттолкнул лодку от берега, залез в нее и сел сзади. Он показал, как держать весло и под каким углом оно должно входить в воду. Поскольку я сидела впереди, от меня не требовалось рулить или задавать ритм. Я должна была просто грести в заданном Иваном темпе, чтобы мы не крутились на месте. Я вдруг почувствовала, что люблю следовать инструкциям, и мне стало стыдно. Именно следование инструкциям привело к Холокосту. В то же время выяснилось, что стыд живет отдельно. Если что-то доставляет удовольствие, это не зависит от того, стыдно тебе или нет.

Поначалу меня раздражало, что я не вижу Ивана. Но постепенно его присутствие становилось всё ощутимее, как если бы он сидел прямо передо мной. Потрясающее чувство – находиться так близко к воде и видеть, как мир поднимается со всех сторон, словно взбесившийся лес. На баржах мимо нас скользили восьмиосные грузовики, нависая над нами, то и дело заслоняя солнце. Иван объяснил, что по воскресеньям в Будапешт грузовикам въезд запрещен и их везут на баржах. Нас покачало в фарватере какого-то катера – плавно, но весьма энергично и неожиданно.

Как всегда, Иван трудился очень усердно. Он почти всё время говорил. Рассказал про святого Георгия. По его словам, бытуют две версии – более правдивая и менее правдивая. В более правдивой святого Георгия убивали восемь раз – включая эпизод, где в палестинской тюрьме ему в череп вогнали гвозди, – но он всякий раз оживал. Менее правдивая – это которая с драконом.

Горожане долгое время задабривали дракона, принося ему по две козы в месяц. Но потом козы кончились, и пришлось переключиться на людей. Для выбора очередной жертвы правитель организовал лотерею – «типа лото». Однажды жребий выпал его собственной дочери. Правитель был вне себя. Но дочь сказала, что правила есть правила.

«Почему у всех такой кислый вид?» – спросил святой Георгий.

Когда он предложил убить дракона, дочь правителя, у которой выдался тяжелый денек, ответила: «О святой Георгий, лучше уходи»… – впрочем, святым он еще не был, поэтому она сказала по-другому: «Вали отсюда, Георгий. Иначе тебя тоже сожрут. Говенный у тебя план».

Но Георгий вознес деревянную лопату, которая не пойми почему заменяла ему меч («вот так», сказал Иван, поднимая весло), обрушил ее на голову дракона, и тот рухнул. Георгий обвязал своим поясом драконову шею (меня некоторым образом заинтересовал момент со сниманием пояса) и привел дракона в город.

«Смотрите, – обратился Георгий к горожанам. – Я укротил вашего дракона, но убью его только при условии, что вы все примете христианство».

На этом месте Иван – который начал хохотать еще на реплике «Вали отсюда, Георгий» – заржал что есть мочи, я даже испугалась, что опрокинется лодка. Я тоже засмеялась, хоть и не понимала, над чем. Мне было неясно, зачем убивать дракона, если он и без того уже приручен, или почему укрощать нужно лопатой, а не любовью. Делая новые гребки, постоянно повторяя одно и то же движение, я начала думать, что дракон – это я, что Иван меня укротил – причем по причинам, не имеющим ко мне никакого отношения, – и что сейчас он передаст меня горожанам. Солнце нас не щадило, это были самые жаркие часы дня. Я не отождествляла себя с той девушкой, с дочерью правителя. Я вообще не отождествляла себя с девушками из историй Ивана. Их дерзость и дух были мне чужды, наводили ужас.

* * *

С нами медленно поравнялась другая лодка. Иван поприветствовал гребцов – жизнерадостных, загорелых, подтянутых супругов за шестьдесят – и минутку с ними поболтал.

– Они недавно вышли на пенсию, – рассказал Иван, когда супруги поплыли дальше. – Впервые в жизни могут плавать на каноэ в свое удовольствие. С утра они отправились из Будапешта в Вишеград, а сейчас – возвращаются. Эта часть пути легче, по течению. – На какой-то миг мне показалось, что мы – не на Дунае, а в реке времени, и у каждого в этой реке свое место, но при этом все мы здесь находимся одновременно.