Идолопоклонница

— Ну, а за молодого самца в постели, — продолжила Катя с легким вздохом, — как ты понимаешь, надо платить. Не дешевое удовольствие. Вот она ему и устраивает записи на супер-пупер крутой аппаратуре, дабы голос его звучал не так паршиво, как есть на самом деле. Ну, и прочие радости обеспечивает, естественно. Со временем они с Олегом помирились, до сих пор очень тесно дружат. Олежка к Алине чуть не каждый день наезжает, все боится, как бы этот козел ее ни обидел. Слухами ведь Москва полнится. Да и Олег ведь прекрасно понимает, что вряд ли Городинскому нужна именно Алина. Ему нужно только то, что она ему может дать. А на самом деле… Знаешь, у Олега ведь остались общие с ней друзья, близкие к шоу-бизнесу. Наслышан о его подвигах…

Женька сжалась в ожидании удара под дых. В глазах застыл откровенный страх быть разоблаченной. Вот сейчас ее секрет и раскроется. Неужели Димка разболтал об их связи?! Хорошо, что Катя в это время смотрела не на нее, а словно бы погрузилась глубоко в себя, иначе у нее непременно возник бы очень неприятный для Жени вопрос.

— Этот козел ведь любит своими подвигами похвастаться. Даже не задумывается, что тем самым себе могилу роет. Чуть не на каждом шагу рассказывает, как поклонницы ему в букеты суют свои весьма откровенные фото. Как он едва успевает эти фотографии из букетов вытаскивать и в карманах концертного костюма прятать. Говорит, специально для этого придумал хитрый карман, в него, мол, фотографии словно бы сами скользят. Говорит, что ни единого концерта без таких фотографий не обходится. А он потом на досуге их просматривает. Что похуже — отбраковывает, что получше — использует. В общем, я сама удивляюсь, как еще гром не грянул. Как его еще никто нигде не застукал. И знаешь, даже удачи в этом нелегком деле ему желаю: пусть себе кувыркается с этими идиотками, раз они ничего другого и не заслуживают. Лишь бы только Алина ни о чем не догадалась. Потому что уж ей-то я зла меньше всего на свете желаю. И пусть она мне сейчас никто, уже не родственница. И пусть мы с ней уже сто лет не общались, с тех самых пор, как Олежек ее застукал с Городинским. Но она мне все равно не чужая, я ее все равно люблю. Просто она попала в беду. И как ей сообщить, что он ее обманывает? Олежек говорит, что у него уже миллион доказательств, но он так боится снова причинить ей боль! Вот и думай, как тут лучше поступить. То ли открыть глаза на красавчика-мужа, то ли продолжать держать ее в неведении. Олег только старается почаще бывать рядом. Когда не может приехать — хотя бы звонит, интересуется ее делами. А подонку тому грозится голову оторвать. Знаешь, как он тяжело пережил развод?! У него, между прочим, по сегодняшний день ничего серьезного ни с кем не было. Он теперь баб, как огня боится! А может, просто боится еще к одной душой прикипеть, а потом разочароваться. А ты говоришь…

Катя с любопытством взглянула на соседку:

— Жень! Ну скажи, а? Ну зачем он тебе был нужен? Я у Олежки спрашивала — молчит, как партизан на допросе. А мне ведь интересно. Ну расскажи…

Женя неопределенно пожала плечом:

— Да так… Ничего особенного. Холодильник надо было отодвинуть — у меня важная бумажка за него упала. А я ж сама его с места не сдвину…

— Аааа, — разочарованно протянула Катя. — Всего-то… А я-то думала… А чего ж тогда он тобою интересуется?

— А я откуда знаю? Это ты у него спрашивай.

— Вот и спрошу, — улыбнулась Катя. — Обязательно спрошу!

Глава 20

И снова мысли, мысли, мысли. И снова никакого покоя. Женя все искала и никак не могла найти себе оправдания. Как, как она, человек с высшим гуманитарным образованием, не смогла понять, что из себя представляет Городинский?! Ладно бы с техническим — было бы хоть какое-то оправдание: мол, технарь, в железках разбираюсь, а человеческая душа для меня потемки. Но она, гуманитарий?! Ведь всегда считала себя разумным человеком, даже в некотором роде интеллектуалом. О, да, интеллектуалка! Принять абсолютное ничтожество за божество, сотворить из него кумира и молиться этому деревянному болванчику бесконечных пять лет!

Мало того, что молиться. Она позволила ему даже… Даже страшно сказать, что именно она ему позволила! И как она могла, как?! Каким непостижимым образом впала в такую зависимость от ничтожества, что не только с радостью одаривала его целый год нежностями, но даже выполнила страшное, совершенно унизительное требование. Господи, ужас-то какой! Да как же она пала до такой низости?!

А Зимин-то, Зимин! Ах, каким чистеньким и положительным нарисовала его любящая сестричка! Ну конечно — она-то его знает только с хорошей стороны. Для портрета любимого брата в ее арсенале имеется только белая краска. А что у него внутри, какие мысли и желания им движут — то ей неведомо. То ведомо лишь самому Зимину. И отчасти Жене. От той весьма конкретной части, которая выпала непосредственно на ее долю…