Студент робко развернул листок. Это оказался обычный бланк телеграммы, в который были вклеены обрывки телеграфной ленты. Кусочки были разной длины, и в каждом из них не хватало либо букв, либо целых слов. Истерзанный текст имел следующее содержание:
Тамасген перечитал телеграмму несколько раз и, понизив голос до почтительности, спросил:
— А это что?
— Расшифрованные шифровки, — так же тихо пояснил Мамай, — точнее, их остатки.
— А что там било зашифровано?
— Да зачем тебе знать, что было зашифровано, если есть то, что расшифровано! И так почти все ясно, нужно только дописать слова и расставить знаки препинания. Дай сюда. — И, отобрав листок, Потап прочитал вслух: — Вот. Совершенно секретно. Приказываю обеспечить… м-м… доставку груза четыреста шестьдесят восемь дробь один согласно… м-м… или указанному, или еще какому-то маршруту. Совершенно секретно. Приказываю… м-м… произвести отгрузку груза четыреста шестьдесят восемь дробь один в городе Козяки. Понимаешь? В этом городе! Дальше. И торжественно вручить… м-м… Вот тут не сохранилось главное слово. Неясно: бюст вождя или памятник вождя? Из-за этого вся задержка. Ну ладно, в общем, вручить вождя… м-м… должно быть, Октябрьской революции. Но вот кому и в честь чего? Из-за этого тоже будет заминка. Дальше. Об исполнении доложить. Совершенно секретно… грузы приказываю не перепутать. И последнее: о дальнейшем следовании груза-оригинала приказано докладывать еже… еже… ежечасно, наверное. Все. Вопросы есть?
Африканец глотнул комок и заторопился:
— А что?.. А откуда?.. А почему?..
— Стоп, стоп, стоп. Слишком много вопросов. Тебе интересно знать, откуда у меня эта шифровка?
Потап сел на кровать, по-турецки скрестив ноги. Разжигая нетерпение напарника, не спеша закурил. Лишь после третьей затяжки, глядя сквозь дым прищуренным глазом, он заговорил:
— Я — бывший сотрудник одного ведомства, слишком широко известного, чтобы тебе о нем знать.
— О-о… Я зналь, что здесь видно политику-у…
— Не ной. Я ведь говорю, что бывший сотрудник, бывший.
— Выгнали?
— Под сокращение попал. Так вот. Однажды, неважно как, через мои руки прошли остатки секретной информации, из которой следовало:
а) для некоего зарубежного друга, возможно компартии, изготовлен специальный груз, известный нам теперь под номером
б) груз представлял собой слиток золота 999 государственной пробы;
в) слиток выполнен в виде изваяния вождя революции, то бишь Ленина;
г) драгоценный вождь замурован в другой, менее ценный материал;
д) для дезинформации вражеских спецслужб была изготовлена точная копия Ильича, получившая номер
е) копию предполагалось подарить какому-нибудь городу, оказавшемуся на пути следования груза
ж) запутав таким образом следы, подлинник нужно было переправить дальше, по назначению.
— Гена, ты еще жив?
Не подавая признаков жизни, эфиоп застыл в постели черным камнем. С трудом оторвав от подушки голову, он попытался подтвердить свое наличие, но его пересохшее горло извергло лишь глухой хрип. Мамай был удовлетворен.
— В ваших глазах, гражданин Малаку, я по-прежнему вижу множество немых вопросов. У меня они тоже были. Некоторые из них мучают меня до сих пор. Например, кто являлся получателем груза? Сие кануло в Лету. Братская помощь оказывалась всем, кто недолюбливал милитаристский блок
— Что? — спросил недогадливый эфиоп.
— Все! — добил его чекист и, потянувшись, мечтательно подложил под голову руки.
Но африканец оказался живуч. Не осилив всей глобальности произнесенного местоимения, он начал придираться:
— А если там сорок девять килограмм?
— Значит, это будет почти все.
— А если…
— Хватит! Если там окажется больше чем пятьдесят, — значит, это будет больше, чем все.
— Да, но вообще какой разница? — здраво рассудил Тамасген. — Вождь ведь давно уехаль.