Идолов не кантовать

— Вообще я возражаю в принципе, — молвил он, робея, — но ей это все равно. А при советской власти я был диссидентом, хотя в принципе против нее не возражал. Потап нетерпеливо поморщился.

— Слушайте, я вас не понимаю. Изложите свои претензии в письменной форме и пришлите почтой.

— Товарищ прорицатель! — взмолился Игнат Фомич. — Мне б только знать… Вы меня поймите!

— У меня для вас две минуты, — предупредил Мамай. — Жалуйтесь покороче.

Диссидент поковырял в ухе, собираясь с мыслями и ничего там не найдя, начал:

— Я ведь интелигентной личностью был. А много, по-вашему, в районах сидит интеллигенции? То-то. Причем интеллигентом я был не по образованию, а по природе своей. Хоть отец мой был рабочим, а мать крестьянкой, интеллигенция во мне проснулась с самого детства. Сам рисовать научился, стенгазеты в школе делал. Потом дальше пошел: кружок изостудии доверили. Я и краску сам мешаю, и тон чувствую, и настроение, правда… рисунок хромает, но это ничего. Рисунок — не главное, главное — тон чувствовать, да?

Потап утвердительно кивнул. Сидорчук, воодушевившись, продолжал:

— Пришли ко мне как-то из райкома и дали поручение: к ноябрьским праздникам нарисовать портреты членов Политбюро, маслом. Взялся я со всей ответственностью. В назначенный срок явилась комиссия, сам Пепренко, первый секретарь, пришел. Я успел. Оставалось только Суслову рот дорисовать. Сначала вбежал инструктор ихний. Давай, говорит, расставляй вдоль стены, сейчас смотреть будут. Я возражаю: — Суслова поправить надо, не готово! Он посмотрел, посмотрел, потом сказал: "Не тронь, так больше похож". Я на всякий случай портрет этот в угол поставил. Может, думаю, не заметят, что недоделанный. Зашли. Пепренко весело так говорит: "Ну, богомаз, где твои творения?". Увидел. Долго молчал. Потом красный стал и спрашивает: "Твоя работа?". Я молчу и Суслова ногой отодвигаю. Комиссия молчит. Ходят, смотрят. Пепренко вокруг себя озирается, будто мыши боится. Я думаю: может, фон ему не нравится? Суслова почти за стол задвинул, но тут инструктор ихний, гад такой, выхватывает его и говорит: "А зато смотрите, как товарищ Суслов получился. Как живой". Пепренко ему сказал, что товарищ Суслов и не собирался умирать, а потом как заорет: "Ты где этого мазилу нашел? Ты знаешь, чем это пахнет? Вас обоих посадить надо!.."

Две минуты, отведенные просителю, истекли, но Потап, увлекшись диссидентской речью, решил дать ему еще немного времени. Из туалета вышел Гена и, наткнувшись на строгий взгляд бригадира, тихо вернулся обратно.

— …И говорит инструктору: "Федька, высчитать из его зарплаты стоимость угробленной краски и материалов. Портреты заказать в области. А эти (на мои работы указывает)исправить на главарей враждебных стран, за его счет! Товарища Суслова забери, повесим в зале заседаний. Я вам покажу, как карикатуры на работников райкома рисовать!"

Я стою. Молчу… Испугался. Думаю: кого же этот гад инструктор заказывал — райком или Политбюро? Нехорошо, думаю, если Политбюро. А если райком, то тоже конфуз может выйти. Вдруг первый на моего Брежнева уставился. А что, говорит, тут моя теща делает? Почему в галстуке? Потом он сказал, откуда у меня руки выросли, а потом все ушли…

Воспоминания минувших дней взволновали портретиста. Глаза его беспокойно забегали по комнате и остановились на графине с водой. Подумав, Сидорчук схватил графин и выпил подряд два стакана комнатной воды. Но это не помогло, и Игнат Фомич решительно влил в себя третий стакан и грузно сел, булькнув при этом, словно сдвинутый аквариум.

Потапа распирало от смеха.

— Вы отважный человек, Сидорчук, — сказал он, переборов себя.

— Есть маленько, — согласился диссидент.

— Что было потом? Вы уж отыгрались на империалистах?

— Нет, портреты почти все разобрали.

— Как так?

— Сразу прибежал ихний инструктор, Брежнева забрал. Первому, говорит, понравилась картина, он ее на день рождения теще хочет подарить. Потом по очереди прибегали другие работники. Хихикали. Третий секретарь узнал портрет второго и попросил подарить. Еще кто-то кого-то узнал. Так и разошлись почти все портреты.

— Кто же остался невостребованным?

— Министр обороны. Он в фуражке был. Я из него потом Пиночета сделал.

— Я так полагаю, что теща первого, увидев свой портрет, объявила вас врагом народа? — ехидно заметил прорицатель.

— Нет, мне только строгий выговор вынесли. Я тогда еще в партии состоял, — стыдливо признался Игнат Фомич, — формально.

— Как же вы диссидентом стали?

— Стих написал.

— Крамольный?