Идолов не кантовать

— Обыкновенный. Я стихи с детства пишу, от природы. Рифму чувствую, такт, размер выдерживаю. Я рифму могу подобрать к любому слову. Вот скажите, скажите свое слово.

— Дерево, — не задумываясь выдал Мамай.

— Дерево? — обрадовался Сидорчук. — Замечательно! Секундочку… дерево… м-м… м-м… — поэт напрягся, защелкал пальцами, вызывая рифму. — Дерево… м-м-м… — М-да…

Рифма не шла. Потапу стало жаль художника.

— Может быть, стерео? — подсказал он.

— Что? Ах, да. Ну конечно же, стерео, — сконфузился Игнат Фомич. — Как же я сразу это от волнения. Конечно, дерево — стерео! Ах, ты.

— Решающего значения это сейчас не имеет, — успокоил его прорицатель. — "Дерево" при необходимости можно и заменить. Продолжайте.

И рифмующий живописец поведал печальную историю о своем неудачном литературном дебюте. После творческого затишья Сидорчук решил реабилитироваться и на 22 апреля сочинил поэму "Уроки гения". Произведение носило эпохальный характер, охватывало основные исторические этапы в развитии страны и раскрывало целый ряд социальных проблем. Но редактор местной газеты его не понял. Слабый провинциальный ум просто не смог охватить всю глобальность поэмы. Между редактором и автором начались прения. Редактор не хотел печатать ни одной строчки. Но поэтов в районе не хватало, а на носу была дата, а без стиха в такой праздник обойтись никак нельзя. Автор это знал, а потому мог вить из редактора веревки. Компромисс был найден. Поэму расчленили на тринадцать частей, одну из которых решено было опубликовать сейчас, а остальные — потом. Выбранную часть переделали в стих, сократили и выпустили ко дню рождения Ильича на первой странице газеты "Ленинским курсом".

Сидорчук надел очки, достал из внутреннего его кармана аккуратную тряпочку, развернул ее и извлек на свет божий свое творение. Бережно расправив желтый лист газеты, автор поэмы всплакнул и принялся читать:

— Стих."Уроки гения".

Реет знамя Октября

И в жару и в стужу.

Весь народ кричит: "Уря!" —

И друг с другом дружит.

Поэт возвел на прорицателя кроткий взор и с удовлетворением отметил, что первый же столбик произвел на него должное впечатление. Потап силился что-то сказать, но долго не мог издать ни звука. Спазмы душили его.

— Ответьте, — наконец заговорил он, — ну почему народ кричит "уря"?

Вопрос был совершенно дилетантский, и Сидорчук разочарованно улыбнулся.

— Видите ли, в стихах, как и в шахматах, иногда нужно жертвовать фигурой ради позиции. Здесь я пожертвовал всего одной буквой, а выиграл целую рифму. Пушкин и тот не раз прибегал к подобной тактике, хитрый был мужик. Так я продолжу.

Дружит русский и тунгус

И калмык с татаром.

Значит, белый белорус

Погибал недаром!

— Ну, хорошо, — не утерпел Потап, — а вы подразумеваете под определением "белый"? Белогвардеец, что ли?

Стихотворец был снисходительным.

— Я намекаю на его славянское происхождение, вот и все. Белый — значит, блондин, белокурый. Понимаете?

— И что же, только белорус погиб ради русско-тунгусской дружбы? А остальные как же?

Автор разъяснил, что, разумеется, не только белорусы полегли за дружбу народов. Но всех ведь не упомянешь, а никого не вспомнить — обидно. Опять же, рифма соблюдена.

— Да, я уже все понял, — устало произнес Мамай. — У вас все?

— Нет, вот еще:

Мысль твоя, Ильич, летит

Далеко в заморья.

Пожелать тебе хотим

крепкого здоровья!

— Позвольте, как можно желать хорошего здоровья покойнику?

Вздохнув, Игнат Фомич собрался дать пояснения, но пророк, опомнившись, опередил стихоплета:

— Стоп! Все ясно. Заканчивайте поскорее.

Четвертый столбик гласил:

В этот теплый день весны

Мы с тобою вместе.

Будем мы тебе верны,

Как жених невесте.

Потап хотел было поставить под сомнение верность жениха невесте, но, взглянув на диссидента, застывшего в стойке пойнтера, передумал, выхватил газету и дочитал:

Сбудутся твои заветы,

Вспрянут города-сады,

Коммунисты всей планеты

Доведут нас до беды!

— Н-да, — промычал Потап, — напечатали вне конкypca. Сколько же вам дали за эти куплеты?

— А, — отмахнулся сочинитель, — уже не помню. Кажется, четыре.

— Года?

— Рубля.

— Всего-то?

— На большой гонорар я и не рассчитывал.

"Еще бы" — едва не вырвалось у прорицателя.

— А к чему, собственно, были претензии? — удивился он. — Чем вы не угодили властям? С рифмой, кажется, все в порядке.

— Последнее слово. Вы заметили?

— Да. А что?

— Наборщик! — всхлипнул Игнат Фомич. — Наборщик все перепутал. Стих должен заканчиваться так: …доведут нас до победы, а получилось — до беды. Редактор прошляпил, тут-то все и началось.

— "Беда" здесь как-то лучше вписывается в рифму, — деликатно заметил Потап.