Читаем Идолы театра. Долгое прощание полностью

Идолы рода – премодерный племенной предрассудок, источник национализма, фантазм коллективной смерти, нарратив Танатоса, возникающий из-за невозможности осуществить наше мужество быть частью как активное качество, способность действовать в строю. Это попытка компенсировать страх смерти и судьбы путем фатального подчинения крови и почве избранного коллектива этноса. Род рождает инфернальных чудовищ хтона. Хтон входит в состав глобализма как его правое крыло. Идолы рынка (языка) – модерный буржуазный предрассудок, источник социалистической утопии, фантазм индивидуального комфорта, нарратив Эроса, возникающий от невозможности осуществить наше мужество быть собой как пассивное качество, способность нести ответственность. Это попытка компенсировать страх вины и ответственности путем имитации добровольного социального участия. Рынок рождает искажение исходных слов и понятий языка, имитирующих термины науки, искусства, любви и революции в категориях управления, влечения, технологий и креативности. Социальное входит в состав глобализма как его левое крыло. Идолы пещер – интегральный постмодерный предрассудок, фантазм Большого Другого, возникающий от невозможности осуществить наше мужество принять Бога. Это попытка компенсировать страх пустоты и отсутствия смысла путем переноса нашей чувственности на фигуру извращенного Отца – глобальную транссексуальную биовласть. Пещеры рождают всю принудительную эстетику наслаждения, свойственную расколотому субъекту в глобализме, включая идолов рода (нации, смерти и разрушения, правизны) и идолов рынка (личности, жизни и потребления, левизны). Так формируется гегемония, состоящая из химер этноса, химер социальности и химер сексуальности, правого, левого и центра. В нашей книге мы прощаемся с химерами и делаем это медленно, ориентируясь на современное, привыкшее к химерам и идолам, общество. Мы делаем это осознанно долго, чтобы не было больше желания вернуться.

Распростившись с иллюзиями, необходимо перейти к онтологической подлинности. «Бытие» – самое немодное в постмодерне слово. Современное общество посредством релятивации внешней морали отринуло всякую внутреннюю нравственность, субъектность и бытийность. Сейчас мы возвращаемся к ним, как Сын – к Отцу, возрождая из ницшеанского пепла традицию, которая никогда не умирала метафизически, но по отношению к которой диалектически умирали и сейчас воскресаем мы, ее блудные дети. Традиционная этика в двадцать первом веке, какова же она? Занимает ли она пограничное положение между универсализмом и партикуляризмом, космизмом и цивилизационизмом, как некогда – философия диалога? Да и нет. Является ли она только универсальной? Исключительно партикулярной? Тем и тем одновременно? Да и нет. Возможно, что такая этика – избыток, подобный психоаналитическому? Да и нет. Традиция предполагает единство всеобщего, единичного и партикулярного, свойственного человечеству, присущего каждому отдельному человеку и характерному для культуры и цивилизации. В такой этической парадигме происходит синтагмальный сдвиг: имеет место синхронизация различных контекстуальных этик и позиций в едином событии истины, в Откровении, в присутствии, на территории субъекта, открывающего в себе универсальное начало мира и производное от него начало родной (для нас – русской, не столько в этническом, сколько в духовном смысле слова) цивилизации, Логос которого вырастил и воспитал его. Это – гораздо шире консервативного ура-патриотизма и гораздо глубже, чем родоплеменная этика ближнего круга семьи, этноса, крови, фольклора, но в то же время – это более конкретно, чем абстрактный космополитизм, на деле являющийся западничеством. Такая этика не является ни левой, ни правой, ни центристской. Будучи антиглобалистской этикой, она выпадает из глобальной системы координат и не втискивается в глобальную матрицу классификации своих оппонентов на белых и красных, монархистов и коммунистов и т. д. Данная этика не дает себя назвать и, тем самым, избегает оседлывания.

В этой работе мы раскрываем политическое через поэтическое. Искусство здесь вообще выполняет роль метафоры по отношению к глубинным вопросам бытия. Психоанализ, который лежит в основе нашей социальной философии, часто иллюстрирует актуальные общественные темы через художественные образы, сюжеты фильмов и литературные тексты. Мы же идем дальше и превращаем само искусство в альтернативу общества идолов, в тот ключ, который откроет для нас онтологическую традицию. По отношению к глобализму классическое и современное искусство является жестом освобождения, по отношению же к традиции – её функцией и репрезентацией.

Искусство – промежуточное звено от ада к Богу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Теория культуры
Теория культуры

Учебное пособие создано коллективом высококвалифицированных специалистов кафедры теории и истории культуры Санкт–Петербургского государственного университета культуры и искусств. В нем изложены теоретические представления о культуре, ее сущности, становлении и развитии, особенностях и методах изучения. В книге также рассматриваются такие вопросы, как преемственность и новаторство в культуре, культура повседневности, семиотика культуры и межкультурных коммуникаций. Большое место в издании уделено специфике современной, в том числе постмодернистской, культуры, векторам дальнейшего развития культурологии.Учебное пособие полностью соответствует Государственному образовательному стандарту по предмету «Теория культуры» и предназначено для студентов, обучающихся по направлению «Культурология», и преподавателей культурологических дисциплин. Написанное ярко и доходчиво, оно будет интересно также историкам, философам, искусствоведам и всем тем, кого привлекают проблемы развития культуры.

Коллектив Авторов , Ксения Вячеславовна Резникова , Наталья Петровна Копцева

Культурология / Детская образовательная литература / Книги Для Детей / Образование и наука
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука