Ванны на самом деле представляют просто старые деревянные бочки, выстроенные в ряд и разделенные пестрыми поношенными занавесками.
— Раздеваемся! — бодро кричит Ро.
— Моемся! — отвечает Тима.
— А ты не шутишь? — хохочет Ро.
— А ты воняешь, — безмятежно откликается Тима.
Лукас молчит. Скорее всего, уже погрузился в воду с головой, просто затем, чтобы не слышать Ро. Мне бы тоже хотелось отключиться от всего этого.
Однако вода горячая, и я, прислонившись затылком к грубому деревянному краю «ванны», пытаюсь вспомнить, когда в последний раз была чистой.
Эта мысль заставляет меня с плеском выпрямиться.
— Дол? Ты в порядке?
— Конечно. Да. Все нормально.
Я снова откидываюсь, закрываю глаза и тянусь мыслью наружу. Нащупываю дорогу мимо нас четверых и возвращаюсь в школьное помещение. По всплеску хаотического внутреннего шума я знаю, когда приближаюсь… а потом внезапно вижу их.
Картинка никогда не бывала настолько отчетливой.
Лицом к лицу — Фортис и Биби. Между ними — только чайник.
Я вижу их с безупречной ясностью… и это нечто новое для меня. Как будто я стою прямо там, в комнате.
— Тебе незачем было тащить их сюда. — Голос Биби гремит, хоть он и старается сдерживаться.
— А почему нет? Твой собственный малыш там, в классе, только что сказал, что вы нас ждали. И я знаю, что слава нас опередила. — Фортис выглядит самодовольным.
— Конечно, колонисты ни о чем другом не говорят после вашего фокуса в Хоуле. Слухи распространяются как чума. В том числе и как приятно было бы твое возвращение. — Лицо Биби налито кровью.
— Почему ты не рад меня видеть, Уильям? Разве ты не хочешь, чтобы я тебя освободил? — Голос Фортиса звучит странно, он как будто насмехается над монахом.
— Нет. Я хочу, чтобы мое сердце продолжало биться, а голова оставалась на плечах, так что большое спасибо. Вернее, неспасибо тебе.
Фортис говорит укоризненно:
— Для монаха ты не слишком-то гостеприимен, Бибс. В особенности если учесть, что они просто дети. Дети, которые проделали долгий путь, чтобы оказаться здесь. — Фортис щелкает языком, и это звучит как насмешливая брань.
— С каких это пор ты изображаешь нянюшку, Фортис?
— Ну, вряд ли я нянюшка. Скорее родитель, если хорошо подумать. Как и ты. В конце концов, мы были там, когда осуществились планы. Ты, я, Янг, Эла.
Мое сердце отчаянно колотится. Я хватаюсь за края бочки, сосредоточиваясь на том, что слышу. И крепче зажмуриваю глаза.
Следует долгое молчание.
Я вдруг осознаю, что сдерживаю дыхание. Потому что речь о нас.
— Нет, — говорит Биби. — Не может быть. Не те дети. Ты же не это хочешь сказать?
— Это.
— Невозможно. Проект «Человечество» не имел успеха. Жизнеспособных образцов не получилось.
— И все-таки они здесь. Четверо Детей Икон во плоти.
Я крепче прижимаюсь плечом к краю бочки.
Фортис продолжает:
— Я просто ищу небольшой помощи у старого друга. Или у семьи, можно сказать.
Он снова говорит, будто поддразнивает, но я знаю, что это не так. Фортис предельно серьезен.
В голосе Биби звучит недоверие.
— Если то, что ты говоришь, правда, то они не просто дети. Только не дети. Я не знаю, что они такое. — Он вдруг понижает голос, и мне приходится напрячься, чтобы расслышать. — До меня доходили слухи, да. О том, что случилось в Хоуле. Только я в это не верил. Просто не позволял себе действительно поверить в то, что Икона в Хоуле разрушена. Я бы не сумел принять то, что это означает… если это сделали они. — Биби качает головой. — Невообразимо. Та сила, которой они обладают. Те вещи, которые мы создали.
— Я же был там, в Хоуле, — злорадно говорит Фортис, он как будто наслаждается каждым мгновением, впитывает реакцию Биби. — Мы это сделали. Это более чем вообразимо и стоит того, чтобы верить. Так что поверь.