Идущие на смерть

«Фольксваген» остановился подле высокого мрачного здания из красного кирпича. Новый раскат грома прогремел ближе. Ненастье копило силы, чтобы обрушиться за землю со всей первозданной мощью. Люди вылезли из микроавтобуса, подошли к железным дверям, чиновник нажал кнопку вызова. Далеко внутри загудел звонок, громыхнул засов, дверь с гудением распахнулась, и люди оказались в тесном тамбуре, зажатые между стальной переборкой и литой металлической решеткой. Распахнулось окошко, микрофон ожил.

– Господин Хорьков?

– Это я! – Человек попытался сунуть острое личико в крошечную амбразуру. – У нас имеется договоренность с майором Ершовым.

– Мне сообщили. Предъявите ваши документы!

Все трое просунули паспорта в окошечки, и через пару минут получили три обычных квадратика бумаги с лиловой печатью и кривой закорючкой, вероятно, то была подпись.

– Неравноценный обмен! – усмехнулся Авдеев.

– Это пропуск! – извинительно прошептал Хорьков. – На выходе нам вернут наши паспорта.

Опять загудел тумблер, вспыхнула лампочка на стене, решетка распахнулась.

– Можете идти.

Они миновали тесный коридор, решетка немедленно захлопнулась. Из бокового отсека вышел тучный седой мужчина. Он неприязненно посмотрел на столичных гостей.

– Майор Ершов! Что-то последнее время столичные гости к нам зачастили! То в больницу на допрос к потерпевшему без моей санкции заявляются, теперь вот в тюрьму пожаловали!

– Радоваться надо, Петр Гаврилович! – Хорьков заюлил, как голодная дворняжка.

– Тебе охота, ты и радуйся! – отрезал следователь. – А у меня работы невпроворот!

– Грех жаловаться! Преступника взяли…

– Взяли! – передразнил мужчина слезливый голосок чиновника. – Только показания он давать отказывается!

– Вы нам его предъявите? – спросила женщина. Она наклонила голову набок по-птичьи, будто прислушиваясь к чужим голосам.

Ершов повернулся и зашагал по узкому коридору. За поворотом начался спуск вниз, тусклые фонари освещали кирпичные стены.

– Дореволюционное здание… – бросил через плечо следователь. Здесь тюрьма еще при царском режиме была.

– Круто! – Почему-то у Сергея поднялось настроение. – Вы жуликов в подвалах держите?

– Только этого…

Ершов набрал код, камера повернула змеиное жало.

– Ваши посетители, Петр Гаврилович? – проскрипел голос.

– Открывай, Коля. Московские гости…

– Понятно! – хмыкнул невидимый Коля, щелкнул электронный замок, массивная дверь распахнулась.

Впереди маячил длинный мрачный коридор, заканчивающийся тупиком. Глухая стена, заложенная кирпичом. Сбоку виднелась массивная дверь, скорее подходящая для хорошего сейфа, нежели для обычной камеры.

– Раньше здесь расстреливали… – шепнул Хорьков.

– Намоленное место! – сказал Сергей. – Ты так и не ответил, майор, к чему такие почести узнику?

– Ты военный? – Ершов смерил мощную фигуру капитана.

– Всю жизнь в строю! – усмехнулся мужчина. – А нынче капитан в отставке.

– Трудно сказать…

Следователь отошел в сторону, пропуская вперед румяного сержанта. Тот громыхнул связкой ключей, якобы невзначай оглядев с ног до головы Зою, сунул замок в уключину. Заскрипели тугие петли.

– Я тридцать лет работаю в органах, – сказал Ершов. – Всякого насмотрелся. Знаменитый Чикатило – наш земляк, слышал небось. Но и он рыдал как младенец, когда приговор зачитывали, а душегуб был отменный, что и говорить. А этот… – Он озадаченно почесал затылок. – Такое впечатление, что он смерти не боится. В городе слушок пошел, что не человек это вовсе, а Сатана!

– Деревенские суеверия! – нервно облизал тонкие губы чиновник.

Сержант взялся за массивную ручку:

– Товарищ майор, открывать?

– Первый раз, что ли?! Открывай! – раздраженно махнул рукой Ершов.

Дверь медленно распахнулась, изнутри ударила волна горячего спертого воздуха. Люди стояли сбоку и не могли видеть находящегося в камере узника, но зловонный запах вытек в коридор. Хорьков брезгливо сжал ноздри пальцами:

– Обделался он там, что ли?!

Внутри оказался обычный карцер. Вопреки ожиданиям, помещение было чистое, стены покрашены голубой краской, потолок покрыт свежей побелкой.

– Здесь недавно сделали ремонт! – вежливо кашлянул сержант.

Узенькое решетчатое окошко под самым потолком почти не пропускало света. Карцер освещался тусклой лампочкой дневного света. В правом углу темнела обычная параша, прикрепленные к стене нары, накрепко привинченный стол. Вот и все убранство одиночки. У знаменитого доктора Лектора условия проживания были гораздо комфортабельнее. Возле стены на четвереньках сидел худой человек. Он был одет в грязную куртку, широкие рукава свисали до пола, и такие же мешковатые рабочие штаны. Руки и ноги были скованы наручниками. Промеж них висела стальная цепь, крепящаяся к железному штырю, выступающему из стены. Человек поднял голову, оглядел посетителей.

– Ты все еще грустишь, мой сладкий беби… – Голос у арестанта был хриплый, будто простуженный. Он подмигнул девушке. – Привет, сестренка! Порезвимся?

– Заткнись, скотина! – шагнул вперед майор.